Когда в комнате холодно и в холле второго этажа раздается скрипение половиц, я стараюсь думать о лете, а не об этом монстре.

Лето, теплое и ласковое, мы с Элизабет едем на велосипедах вдоль канала, и ветер нежно треплет наши светлые волосы. Я вижу, как с каждым нажатием педали белое платье все больше и больше облегает твое тело, ты моя старшая сестра, я стараюсь догнать тебя, но для тебя это не соревнование. Ты останавливаешься и ждешь меня. Свет падает через кроны дубов, старожилов этой набережной, и ты стоишь возле своего красного велосипеда и улыбаешься мне.

Я ехала слишком быстро? Извини, я не хотела тебя бросать. Поезжай вперед, я буду держаться за тобой, можешь не оглядываться, я еду за тобой и охраняю тебя.

Мне двенадцать, тебе четырнадцать.

Ты — весь мой летний мир, мы купаемся вместе голышом, между нами нет стеснения, и если мы уедем на велосипедах достаточно далеко вдоль озера Веттерн, то найдем места, где будем совершенно одни. И лето заставит наши тела забыть о боли.

Там он нас не достанет.

Мы делим с тобой ночные тайны, сестра моя.

Он приходит к нам обеим одинаково часто, и мне хочется кричать, и тебе хочется кричать, но он кладет на наши губы свои длинные белые пальцы, эти пальцы скользят вниз, и мы вынуждены молчать, когда это происходит, — потому что куда нам деваться?

Это его дом, и мы — часть его жизни.

Мне больно, я хочу закричать, но вместо этого тихо плачу, и слышу, как ты плачешь в те долгие часы, пока мы ждем возвращения света, когда розовые панели на стенах нашей комнаты снова обретают форму, и боль жжет во всем теле.

Паук оплетает окна своей паутиной в лунном свете, его лапы белые, а в саду шуршат в клетках его кролики.

Мы моемся, моемся и все не можем отмыться.

Мыла не хватает. Мы находим в кухне средство для мытья посуды, а в гараже — синие бутылки с молочно-белой жидкостью, от которой пахнет так же, как у него изо рта, и от этой жидкости все внутри нас горит, горят наши раны, но нам нравится рушить то, что он пытается отобрать у нас. Боль никогда не кончается, а он такой сильный, такой твердый, его пальцы такие холодные, весь его облик источает решительность.

Ты предпочла ничего не видеть, мама, почему ты не хочешь посмотреть правде в глаза? Ведь ты все знаешь?

Он наш отец, мы его дети.

И он приходит к нам по ночам, и нет никакого пути к спасению — только внутрь себя.

Каким бы чудесным ни было лето.

На набережной канала дует ветер. Мы делаем вид, что нам не больно сидеть в седле велосипеда. Мы все-таки есть друг у друга, и наша любовь помогает нам вытеснять его пальцы, весь его образ.