Но я не хочу сейчас рассказывать о них, пусть над этим ломает голову Малин Форс.

Я был ошарашен. Я получил гораздо больше, чем ожидал.

Поначалу у меня не хватало средств, но вскоре они появились.

На этих полотнах я воочию видел то, что испытывал в душе, свои чувства, которым не мог найти названия.

Вы только взгляните на этот простреленный стакан над моей кроватью, сколько в нем красоты и боли! Или на спаривающихся обезьян Мелльгаарда. Прочувствуйте их ужас перед тем, что они сейчас делают, во что они превращаются, теряя любовь, оставшуюся в прошлом. Или взгляните на темные фигуры Марии Мисенбергер. Это тени, олицетворяющие наши грехи, тянущиеся за нами до самой смерти.

— И еще здесь есть часовня, — говорит адвокат. — Там портреты Иисуса в золотых рамах. Не хотите взглянуть?

«Иконы, — думает Пауль. — Что же еще это может быть, если не иконы? Он даже слова такого не знает».

— И где это?

— Позади замка, возле самого леса.

Искусствовед ставит стакан на стол.

Сегодня миром правит Его Величество Дождь. Полдень, а на дворе сумеречно, как вечером.

Они быстро обходят замок. Часовня на краю густого елового леса выглядит одинокой и заброшенной.

В руке у адвоката ключ.

«Иконы, — думает Пауль Буглёв. — Интересно, в них Йерри Петерссон разбирался так же хорошо?»