Повернув ручку двери, я оказался снаружи.

Замкнутое с четырех сторон пространство внутреннего двора было разделено на правильные газоны с подстриженными кустами. Настоящая твердыня. Бастион веры, который, по-видимому, выдержал фашистские бомбардировки и натиск социалистов. По всему периметру двухэтажного строения шли галереи с балюстрадами. Каждую арку подпирал металлический столб с фонариком. Я находился в глубине галереи на первом этаже. Я пошел по ней к лестнице.

Кругом – ни души, ни одной сутаны. Как только я ступил на гравий двора, раздался звон колоколов. Я улыбнулся и вдохнул белый и холодный свет. Мне хотелось наполнить себя этим веществом, таким чистым, что это было похоже на чудо.

Эти сады навевали мысли о Ренессансе: подрезанные кусты образовывали квадраты и прямоугольники, в центре, вокруг круглой площадки, высились кипарисы. Вдоль балюстрад тянулись скамейки, а под аркадами мерцали витражные окна. Я пересек двор и уловил приглушенный шум голосов. Ориентируясь на него, толкнул дверь.

Трапезная была залита светом и уставлена длинными столами. Блестели графины с водой, тарелки из нержавеющей стали дымились как паровозы. Сидя по восемь человек за столом, священники ели и пили. Черно-белая строгость их одеяний контрастировала со взрывами смеха и гулом веселого застолья. Здесь царила непринужденная атмосфера молодости и здоровья. Говорят, что во времена «холодной войны» только польские священники ели досыта – благодаря своим садам и огородам.

Кто-то из присутствующих поднял руку. Замошский сидел за отдельным столиком. Я прошел между столами и присоединился к нему. Остальные не обратили на меня никакого внимания.

– Хорошо выспались?

Поляк указал мне на стул напротив. Я сел, сожалея, что не выкурил сигарету, когда был на улице. Теперь уже поздно. Я опустил глаза на сервированный завтрак. Стол был накрыт на двоих – на белой камчатной скатерти блестели хрустальные бокалы и серебряные приборы. Я прикрыл лицо рукой:

– Мне очень жаль. Я не знал, который час…

– Да я сам только что встал. Мы пропустили мессу. Ешь.

Этим утром переход на «ты» казался вполне естественным. Я не знал, что выбрать. Меню было славянское. Соленая рыба, разложенная тонкими ломтиками, черная икра горкой, черный и белый хлеб, соленые огурчики и множество красных ягод: морошка, брусника, малина. Я удивился, где священники могли раздобыть такие ягоды в это время года.

– Водки? Или слишком рано?

– Скорее кофе.

Нунций взмахнул рукой. Из тени появился священник, бесшумный как призрак, и принес мне кофе.