– Я надеюсь, что ты здесь останешься! Поскучаем вдвоем!

От прикосновения ее пальцев по телу пробежала электрическая искра. Желание исчезло, уступив место более широкому, всеобъемлющему чувству. Опьянению, которое уже походило на любовное оцепенение. Я попал в ловушку. Где была Манон, которую я рисовал в своем воображении? Маленькая одержимая, переступившая порог смерти? Женщина, подозреваемая в убийстве, в сговоре с дьяволом, в…

Она поднялась. Дождь устремился в галерею с шумным ликованием, обрызгав наши лица:

– Пошли. Потом наварим борща!

86

86

Этой ночью в своей монашеской келье я лицом к лицу встретился со своим самым тайным врагом.

Неискушенностью в сердечных делах.

В моей сексуальной жизни было два разных периода. Первый был эрой любви к Богу. Беззаветной и непорочной. До семинарии в Риме я и не помышлял об отношениях с женщинами. Это не приносило мне ни малейших страданий, ибо мое сердце было занято. Зачем зажигать спичку в церкви, когда она наполнена свечами?

Иллюзия не проходила. Иногда, конечно, неосознанные стремления волновали мое сознание, острая боль раздирала мое естество. И тогда я вступал в изматывающий цикл мастурбаций, молитв, покаяний. Личная камера пыток…

Все изменилось в Африке.

Меня там ждали земля, кровь, плоть. Накануне резни в Руанде в хижине из рифленого железа я переступил черту. Я об этом не вспоминал или вспоминал как об автомобильной аварии. Удар, сильнейшая встряска, помрачение рассудка. Я не испытал ни малейшего удовлетворения, никаких чувств. Но у меня возникла уверенность, что эта женщина, сверкание ее кожи, взрывы смеха спасли мне жизнь.

Я испытал к ней тайную признательность за этот взрыв, за это освобождение. Без этой встречи я со временем сошел бы с ума. Однако в то утро я сбежал, не сказав «прощай». Я ушел как вор, сжав зубы, на другой конец города, в то время как радио изрыгало призывы к насилию…

Я укрылся в церкви и трое суток подряд молился, вымаливая прощение у неба, зная, что не оскорбил его своим поступком, что, наоборот, смогу теперь лучше молиться, лучше любить Бога.

Отныне я был свободен. Я наконец смирился со своей природой, потому что понял, что не в силах противостоять зову плоти. У меня не было внутренних запретов, способности подавлять желание. Наконец-то я был честен с самим собой, а значит, достиг, хоть и переступив через грех, большей душевной чистоты. Когда я пришел в своих рассуждениях к такому выводу, в мое укрытие прибыли первые беженцы.

Было 9 апреля.

Только что сбили самолет президента Жювеналя Хабияримана. Я тут же подумал о моей женщине – я ушел, даже не взглянув на нее, не поцеловав. Она была из племени тутси, подвергшегося геноциду. Я бросился искать ее в церквях, школах, официальных учреждениях. Одна только мысль преследовала меня: она спасла мне жизнь. А меня не было рядом, чтобы спасти ее от смерти.