– Говори.
– Ты помнишь притчу о том, как схватили Христа?
Он принялся декламировать из Евангелия от Луки, уставившись в потолок:
Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против Него, сказал Иисус: «…Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук; но теперь – ваше время и власть тьмы».
Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против Него, сказал Иисус: «…Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук; но теперь – ваше время и власть тьмы».
– Я не понимаю.
– Настал час тьмы, Мат. Зло одержало победу. Назад хода нет.
– О чем ты говоришь?
– О себе.
Он вздрогнул. Казалось, что холод пробрал его до костей, из которых он, собственно, теперь и состоял.
– Я принес себя в жертву, Мат. Я умер, как тогда, в Вуковаре, но на этот раз не будет искупления, не будет воскресения. Сатана меня победил. Он овладевает мной. Я теряю контроль над собой.
Я попытался улыбнуться. Но не получилось. Люк был истинным мучеником. Он пожертвовал не только своей жизнью, но и своей душой. Он не найдет спасения на Небесах, потому что его жертва и заключалась в отказе от этого спасения.
Смех искривил его рот:
– Зато я чувствую полную раскованность. Меня больше не гнетет это вечное побуждение к добру. Я отпустил рычаг и чувствую, как меня уносит…
– Не поддавайся.
– Ты ничего не понял, Мат. Я «лишенный света». В моих силах только свидетельствовать. – Он приставил указательный палец к виску. – Описывать, что происходит здесь, у меня в голове.
Он замолчал на секунду, скрючившись, сосредоточившись, как будто разглядывая свой мозг под микроскопом:
– Какая-то часть меня еще созерцает мое падение… и ужасается. Но другая, все разрастающаяся часть получает удовольствие от этого освобождения. Мой мозг словно пропитывается чернилами. – Он усмехнулся. – Я утекаю, Мат. Утекаю к навеки осужденным. Совсем скоро от меня не будет никакого прока…
Я почувствовал, как во мне поднимается раздражение.
– Ты говорил об услуге, – сказал я нетерпеливо. – Что ты имел в виду?