– Это невозможно. Она была под арестом…

– Нет. И ты это знаешь. Пришло время взглянуть правде в глаза.

Я не мог подыскать ответа. Я утратил способность соображать.

– Она – его творение, – продолжал он. – Теперь ничто ее не остановит. Она свободна. Раскрепощена. «Закон – это то, что мы делаем».

Я издал какой-то странный рык, нечто среднее между смехом и рыданием.

– Что вы с ней сделали? Что вы ей вкололи?

Его улыбка уползла под стекла очков, враждебные, зловещие.

– Я с ней ничего не делал. Я даже не спасал ей жизнь.

– А ваша аппаратура?

– Ты в плену у своей логики, Матье. Ты всегда руководствовался своим узким здравым смыслом.

Манон была спасена дьяволом. Если бы тебе сказали, что она спасена Богом, ты бы закрыл глаза и прочитал «Отче наш».

Я хотел закричать «нет!», но крик застрял в горле. В мозгу вспыхнула мысль: это конец, мы застрелим друг друга. Отупение тут же прошло: мне нельзя умирать! Расследование не закончено. Я должен вырвать Манон из этого кошмара. Доказать ее невиновность. Я должен собраться и нейтрализовать мерзавца.

– Ты ищешь земного убийцу, – продолжал он. – В своем расследовании ты всегда отвергал очевидное. Твой единственный враг – это наш Господин. Он здесь, внутри нас. Не важно, кто убил или кто убит. Значение имеет лишь его воля к поступку, которая дает представление о тайных пружинах вселенной. «Лишенные света» – это маяки, Матье. Я только им помогал. Я встречал их у горловины жерла. Сами по себе они мне неинтересны. Меня интересует черный свет, который мерцает в глубинах их душ. Сатана, который стоит за их делами!

Я перестал вникать в его бред. Если Белтрейн был в Швейцарии, кто же убил Лору и ее дочерей? История еще не завершилась. Расследование не закрыто…

– И заруби себе на носу, Матье: Манон Симонис – худшая из проклятых.

– Не желаю этого слышать! – крикнул я, бросаясь вперед. – Ты единственный убийца! Это ты их убил, всех!

Он вскинул руку и нажал на спуск. Я прыгнул на него и отбил плечом ствол его «кольта». У меня за спиной взорвалась колба. Ноги мне обдало вонючей слизью как раз в тот момент, когда я выстрелил, Белтрейн успел схватить меня за запястье и испустил дикий вопль. Пуля угодила в ряд клеток. Я приставил дуло ему к горлу, зажав под мышкой его руку с оружием. Раненное в Кракове плечо отозвалось резкой болью. Мы повалились на стол, сшибая на пол колбы и расплескивая их мерзкое содержимое. Белтрейн приподнялся. Я цеплялся за него, не позволяя ему выстрелить в меня. Продолжая бороться, мы уперлись в клетки. Потом снова в стол.