— Я же уже говорил! Это был королевский олень, ясно? Я его на обочине подобрал.
— Неужели ты всерьез думаешь, что мы поверим…
— Он еще дергался. Я привез его домой и там разделал тушу.
— Эксперты обнаружили в багажнике и человеческую кровь, идиот.
— Мою. Это была моя кровь. Этот клятый олень лягнул меня, когда я запихивал его в багажник. Попал прямо в морду. Я все кровью перемазал.
Логан перелистал отчеты из лаборатории. Тест на ДНК был неубедительным. В девяносто пятом Вайзмен подал очередную апелляцию. Тестирование к тому времени шагнуло далеко вперед, и было очевидно, что это кровь Вайзмена, но Брукс, похоже, не стремился это афишировать.
В отдельной папке лежало признание Вайзмена. Протокол печатал человек, у которого пальцев было больше, чем клеток мозга.
«Да, я сделал это. Я это сделал, и мне очень жаль. Я не хотел делать ей больно, но сделал. Было много крови. Потом я не знал, что делать, поэтому решил избавиться от трупа, расчленив его. Я решил разрезать его и избавиться от частей. Не помню, где я их закопал. Я тогда пил…»
«Да, я сделал это. Я это сделал, и мне очень жаль. Я не хотел делать ей больно, но сделал. Было много крови. Потом я не знал, что делать, поэтому решил избавиться от трупа, расчленив его. Я решил разрезать его и избавиться от частей. Не помню, где я их закопал. Я тогда пил…»
Имелись еще полторы страницы в том же духе — мучительная путаница орфографических ошибок и изворотливой лжи, а затем, в конце, нечеткая подпись — как будто руку подписывающего прищемили ящиком стола.