Юлии пришлось наклониться к нему очень близко, чтобы расслышать еле слышный шепот, прерываемый приступами кашля.
А теперь она неподвижно сидела на краю кровати, уставившись в какую-то неизвестную точку в пространстве.
– И это все… так и было? – спросила она после долгого молчания. – Именно так, как ты рассказал? Ты уверен?
Герлоф медленно кивнул:
– Уверен.
– Почему ты так уверен? Откуда эта уверенность?
– Юнгер кое-что сказал… был уверен, что я замерзну, и болтал все подряд. Ждал, когда я кончусь… И он обмолвился: дело, мол, не только в том, чтобы выманить деньги и владения у Веры Кант. Он сказал – да, конечно, земля, деньги… но и месть. Но… какая месть? За что? И кто хочет отомстить? Я лежал здесь и размышлял… знаешь, только у одного-единственного человека были причины мстить Нильсу Канту.
– Нет, – только и вымолвила Юлия.
– Зачем вообще было привозить сюда Нильса Канта? – продолжал шелестеть Герлоф. – Юнгеру-то вовсе ни к чему. Для него Нильс был куда полезнее в Америке… Никакой опасности, и можно спокойно продолжать доить Веру Кант. Немецкие трофеи – мелочь в сравнении с тем, что он получал от Веры. – Он перевел дыхание и помолчал. – Но некто очень хотел выманить сюда Нильса, дать ему вернуться домой, вернее… почти вернуться – и казнить.
– Нет, – повторила Юлия, но уже без прежней уверенности.
– И этот некто помог Мартину Мальму и Гуннару Юнгеру привезти сюда гроб… мало того, этот некто присутствовал при вскрытии гроба и удостоверил – да, в гробу Нильс Кант, и никто иной. Молодой, подающий надежды, честный полицейский…
Герлоф с трудом повернул голову и замолчал.
Юлия проследила его взгляд.
В дверях стоял Леннарт.
– Как я и думал, – сказал он. – Шеф звонил… с расследованием в Марнесе они закончили, так что я могу…
Он посмотрел на них.
– Что вы на меня так смотрите? Что-нибудь случилось?
– Мы говорили… про сандалик, Леннарт, – сказал Герлоф. – Сандалик Йенса.
– Сандалик?
– Тот, что ты у меня взял… если помнишь. Пришел какой-нибудь ответ из этой твоей центральной лаборатории? Нашли что-нибудь? Какие-нибудь следы?