Он достал блокнот и начал писать свое последнее послание – лочерям.

Слушайте музыку, писал он. Псалмы, конечно, но обязательно и Эверта Тоба, и Лана Андерссона.

Он задумался с ручкой в руке. Что еще писать? Зачем это все? Что он им оставит? Собрание мудрых житейских советов?

Ну нет. Он положил ручку оставил блокнот открытым и пошел к выходу не переодеваясь. На нем по-прежнему был черный похоронный костюм.

Улица совершенно пуста, но где-то идет жизнь. Хлопнула дверь, весело, с визгом залаяла собака – должно быть, вернулся хозяин. Пора ехать домой. Лето, может, еще продолжается, но отпуску пришел конец.

На береговой дороге тоже никого не было. Внизу, у мостков, лениво бродили несколько купальщиков.

Никем не замеченный, Герлоф миновал стенд почтовых ящиков и спустился к морю. Кмиске, говорили раньше, – он и сам не знал почему.

Вода выглядела неприветливой и взъерошенной.

Чему удивляться – береговой ветер. Никому не нравится, когда гладят против шерсти.

На камнях у воды неподвижно сидели чайки. Одна увидела Герлофа, угрожающе вытянула шею и что-то яростно крикнула, широко открыв клюв. Другие тоже захлопали крыльями и заорали, но ни одна не улетела.

Чуть поодаль стояла наполовину вытащенная на берег шлюпка, как Лидере и сказал.

«Ласточка».

Выглядела она просто шикарно, хоть сейчас в кругосветное путешествие.

Герлоф подошел, положил палку на нос, отвязал причальный конец и попробовал столкнуть. Нагнулся и взялся обеими руками за форштевень.

Но «Ласточка» даже не пошевелилась. Герлоф налег посильнее – безнадежно. Тяжелую шлюпку ему не осилить.

Восемьдесят пять, с горечью подумал он.

Всего каких-то полметра – и шлюпка в воде. Он попробовал раскачать ее, может, сойдет сама.