А было ранее немало — и весьма достойного: сборники повестей и рассказов «Демон Кеплера» (1994) и «Ламбада» (1995), роман «Эра Броуна» (1996), сборник романов «Шарик над нами» (1998), дилогия «Венчание Хамелеона» (1999) и роман «Зона поражения» (2002). И если читать их в хронологическом порядке, примерно совпадающем, по счастью, с последовательностью написания (что в судьбах литераторов случается далеко не всегда), явственно проступает эволюция — не плавная, но ступенчатая, а каждая такая ступень непременно подразумевает все ту же духовную линьку. Прослеживать ее детально здесь не время и не место: для этого нужно писать не краткое послесловие, а монографию; как минимум — серьезную аналитическую статью. Надеюсь, когда-нибудь такая появится — поверьте, материал того более чем стоит. Но сейчас достаточно отметить главную тенденцию этой внутренней эволюции.
В одном из писем к своему брату Тео голландец Винсент Ван-Гог, перебравшись во Францию и познакомившись там с новыми веяниями в живописи, признавался: «Первым делом я высветлил свою палитру». Не знаю, сколь осознанно, но тем же самым на протяжении последних лет занимался и Смирнов. Надо сказать, даже в первых, ранних своих произведениях он видел окружающий мир без упрощений, ощущал его противоречивость, запутанность, невозможность окончательного постижения управляющих им законов. Однако поначалу это загоняло смирновских героев в тупик, во внешнюю, событийную, или внутреннюю безысходность, преодолеть которую удавалось и не всегда, и не до конца. Настоящее представлялось страшным, а грядущее жутким — настроение, чрезвычайно характерное для отечественной литературы последних полутора десятилетий. И понадобилось преодолеть немалый путь по склонам той самой потаенной, «внутренней» горы Белой Тени, чтобы осознать: в сущности, так было всегда и, наверное, всегда будет — в любом мире, будь то в реальном, будь то в сколь угодно несхожем с ним альтернативном; главное — обрести равновесие и шагать в будущее с открытыми глазами, потому что страх — порождение невидящих или зажмуренных глаз, закрытых всякому свету.
Смирнов приводит к этому Игоря Пришвина — но не забывайте: все, чем наделяет автор героя, он предварительно должен нажить сам.
Пролог
Пролог
Наша эмблема — орел, клюющий змею. Наш стяг — белое солнце над белым мечом на черном поле. Наш девиз: «Обороняй человека, не щадя живота своего». Наше прошлое — блистательно. Настоящее — кровь и измена. Будущего у нас нет.
Эти истории могут показаться вам странными. Слишком странными, а значит, недостоверными. Но поверьте мне на слово — все так и было на самом деле. Так и было… Так и было… Словно стучат вагонные колеса, а мы едем, едем в туманную даль, в чернильный ночной мрак, в ослепительный солнечный свет — туда, где нас пока нет, туда, где мы будем наверняка. Если нас не сумеют остановить на полдороге. А нас непременно попытаются остановить, ведь мы там не нужны, мы нигде не нужны. Мы — лишние, мы — изгои, нас любят только ближние наши, да и то не всегда. Но мы прорвемся, прорвемся во что бы то ни стало. Нас не остановить никому и ничему, потому что мы — последняя надежда этого больного, но достойного выжить мира. Надежда, как известно, умирает последней, а последняя надежда — она не умирает никогда.