Алекс Пирс

Алекс Пирс

Делай это легко, делай это сквозь ночь. И эта хрень сработает… Так. Сейчас же отбрось эту долбаную мелодийку, пидор. Будешь держать ее в башке, и тогда ты пошевелишься, дернешься или… не знаю; правда, блин, не знаю… он об этом догадается, и тогда все это кончится какой-нибудь кошмарной сценой убийства: удавкой из шнурка, кури балдей, а все оттого, что ты проснулся с этой долбаной песенкой, что трясла своей потной лавсановой задницей у тебя в голове. Рано или поздно дуралей поплатится за то, что решил пошевелиться. Правая часть мозга меня безжалостно корит: вот тебе, не хрен было заявляться в «Диско Дак». Спал бы себе да спал. А что? Ну-ка проверим, явь это или сон. Четыре спонтанно выброшенных на подушку пальца означают, что это сон, пять – что явь. Раз, два, три, четыре… пять. Мазафакер.

Ну а что, если мне просто снится, будто это наяву? Или что это во сне? Помнится, я где-то читал: такие вещи происходят, когда ты умираешь. Ё-моё, что за ересь… А ну-ка дыши размеренно. Нет, вообще не дыши. Ладно, дыши, но медленно. А теперь перестань. Я знаю, что это. В смысле, скорее всего, ты просто выходишь из глюков. И сейчас ты просто выполз из одного особенно ломового. Вот что бывает, если коксом разживаться где-нибудь помимо Сорок Второй или Восьмой улицы. А ведь именно туда тебя направляли наводчики и с Сорок Первой, и с Пятой. Хотя постой, какой же это глюк. Я не глючу. Даже на Ямайке. Никогда. Она сама по себе сплошной глюк, и… Бог ты мой, перестань так ломать себе голову. Будешь так напрягаться и начнешь мыслить вслух – ой, я что-то сейчас сказал? Бог ты мой, бог ты мой, боог тыы мооой – прекрати это, Алекс Пирс, пре-кра-ти. Остынь сию же минуту. Остынь, я сказал. Закрой глаза и попытайся ухватиться за сон, который от тебя ускользнул; давай прямо с ходу, а когда проснешься, этого человека, сидящего на краю твоей кровати, уже не будет. А может, и еще лучше: не будет того, кто открыл твою дверь, вошел как раз в момент твоего пробуждения, потому что ты по-настоящему никогда не засыпаешь, да и спать по-настоящему не можешь на этом пыточном ложе. Так что никто сюда не входил, не подходил к окну и не задергивал шторы, не лез к себе под рубашку – не смотри, твою мать, не смо-три – и не сел на твою кровать. Никаких тебе скрипов, щелчков, тиков и таков. Закрой глаза. Да, вот так просто. И это сработает. Это сра-бо-та-ет.

Я в отеле «Скайлайн». Заехал сюда два дня назад, хотя в Кингстоне уже пять месяцев, а на Ямайке все восемь. Восемь месяцев с той поры, как Линн поставила мне ультиматум: она или Ямайка. Стервоза, иначе не назовешь. Я вообще-то и не ожидал, что она будет ценить мою работу, но надеялся хотя бы на какое-то уважение к тому, что я делаю. Не сказать, чтобы оно совсем уж ей не нравилось. С такой штукой, как ненависть, я бы, черт возьми, как-нибудь совладал. Ненависть – это по крайней мере что-то. Но она проявляла столь редкостное равнодушие, что это меня попросту бесило, а что еще хуже – выдвинула ультиматум насчет того, что было ей, в сущности, по барабану. Ну и я, понятно, ищу способ воздать ей той же монетой. Хотя, честно говоря, я все-таки полагаю, что этот свой слоган – «книга или я» – она выдвинула с целью рекогносцировки: как я на это прореагирую.