Поудобнее устроившись в кресле у потухшего камина, я ждал наступления утра. Мне уже чудилось, что рассвет никогда не наступит. Иногда по моему лбу градом стекал холодный пот: это воображение непрошено подсказывало, как мускулистые, скелетные или призрачно-бесплотные Руки подкрадываются сзади, их длинные бледные пальцы тянутся к моему горлу… В такие мгновения я действительно оказывался на волосок от гибели, потому что эти зловещие призраки стремительно обретали бóльшую плотность, начинали сновать в воздухе гораздо активнее и подступали ко мне вплотную – до тех пор, пока я волевым усилием не заставлял их отступить. Уверяю вас: эти несколько часов до рассвета показались мне длиннее, чем добрая половина всей моей жизни.

Мои силы и надежда уже были на исходе, когда восточная сторона неба посветлела, легкий утренний ветерок пошевелил листву, а вдалеке прокричал петух. Призрачные Руки, все, сколько их собралось в Красной комнате, разом повернулись ко мне с крайне разгневанным выражением пальцев… я решил было, что тут мне и конец… однако они, не тронув меня, дружно и беззвучно исчезли.

* * *

Глас сделал паузу. Мы ждали. Тишина в обеденном зале царила поистине мертвая.

– Исчезновение угрозы способно ввергнуть в даже больший шок, чем сама угроза, мадам. Я, должно быть, упал в обморок. Во всяком случае, когда я пришел в сознание, уже полностью рассвело. Я лежал на полу поперек тела покойной Замбы, а за стеклом маячило лицо старой ведьмы-домосмотрительницы.

Увидев, что я пошевелился, она закричала от ужаса – но, воздам ей, старой гусыне, должное, все же была скорее обрадована, чем опечалена, застав меня живым. Принесла мне чай (в тот момент я предпочел бы бренди, но выбирать не приходилось), но, конечно, ни она, ни я, ничего уже не могли сделать для Замбы… бедняги Замбы…

Мистер Брейс в очередной раз потянулся за бутылкой кьянти, вылил в свой бокал последние останки рубиновой жидкости и продолжил:

– Теперь, леди и джентльмены, возвращаюсь к тому, с чего я начал этот рассказ. А именно – с мук совести. Тщательно наведя справки, я понял, что не только Красная комната, но и вообще каждая комната в этом прóклятом доме регулярно посещается привидениями самого разного вида, пола, возраста и нрава. То же можно было сказать и о каждой лужайке парка. Тот женский голос, пение которого я услышал первым, был наиболее приятным и самым безопасным из всей их шайки, но ведь даже он, как вы помните, заставил меня поволноваться. Впрочем, один призрак еще как-то можно выдержать, но пятьдесят или шестьдесят – никоим образом, спасибо большое! Так что я продал эту долю своего наследства некоему скупщику недвижимости, выдвинув только одно условие: все должно пойти под снос. Это требование он выполнил, но, в свою очередь, перепродал камень и кирпичи одной строительной фирме, которая как раз воздвигала комплекс уютных двухэтажных вилл возле одного фабричного городка. Сначала от съемщиков и покупателей отбоя не было, но на второй год все обстояло уже далеко не так хорошо, на третий – еще хуже, а на четвертый желающих вообще не осталось. Ибо в каждом из зданий, мадам, завелись привидения. Бледные Руки и прочая потусторонняя гадость, прежде хранившиеся, если можно так сказать, на неком общем складе призраков, теперь продолжают свои ночные игры в тех виллах, на которые пошли строительные материалы, взятые из соответствующих комнат моего дома. Только у певицы оказалась другая судьба: гравий пошел на замостку дорожного полотна – и теперь она, бедняжка, по ночам так и ходит с пением по этой дороге, как раньше блуждала вдоль моей террасы.