Впрочем, это вполне обоснованное опасение пока не подтверждалось. Пять суток кряду нашим единственным пропитанием служило небольшое количество пальмового сахара, который мы с великим трудом добывали в трюме, а тем временем наше наполовину разбитое судно, подгоняемое ударами шквалов, мчалось вперед со скоростью, которую нам не удавалось определить. Каждый из этих шквалов, хоть и уступал первому удару тайфуна, был гораздо сильнее любой из тех бурь, какие мне довелось повидать на своем веку.

В первые четыре дня нас несло с незначительными отклонениями на юго-юго-восток, и мы, должно быть, находились уже недалеко от берегов Новой Голландии[141]. Но на пятый день холод стал невыносимым, хотя ветер изменил направление всего на один румб к северу. Взошло тусклое желтое солнце; поднявшись всего лишь на несколько градусов над горизонтом, оно почти не давало света. Небо было безоблачным, но ветер снова начал свежеть и налетал яростными порывами. Приблизительно в полдень — насколько мы могли судить — наше внимание снова привлек странный вид солнца. От него исходил не свет, а какое-то мутное, мрачное свечение, которое совершенно не отражалось в воде, словно все его лучи были поляризованы. Перед тем как погрузиться в бушующее море, свет в центре солнечного диска внезапно погас, словно стертый какой-то неведомой силой, и за горизонтом скрылся только тусклый серебристый ободок.

Напрасно мы ждали рассвета, который возвестил бы о наступлении шестого дня наших скитаний. Но для меня он и по сей час так и не наступил, а для старого шведа не наступит уже никогда. С той поры нас окутала такая непроглядная тьма, что уже в двадцати шагах от корабля невозможно было ничего увидеть. Все плотнее окутывала нас вечная ночь, не нарушаемая даже фосфорическим свечением океана, которое мы привыкли видеть в тропиках. И вот что еще было странным: буря продолжала свирепствовать все с той же яростной силой, но вокруг больше не было видно вспененных гребней, которые сопровождали нас прежде. Повсюду царили ужас, непроницаемый мрак и мятущаяся черная пустота.

Суеверный страх постепенно овладел душой старого шведа, да и мое сердце наполнилось немым смятеньем. Мы перестали следить за кораблем, сочтя это занятие совершенно бесполезным. Привязав друг друга насколько возможно крепко к основанию рухнувшей бизань-мачты, мы только и делали, что с тоскою взирали на бесконечный океан. Нам нечем было измерять время, и мы не видели ни единой возможности определить свое местоположение. Ясно было лишь одно: нас унесло на юг дальше, чем кого-либо из мореплавателей прошлого, поэтому мы и удивлялись, что до сих пор не встретили обычных для этих широт плавучих льдов.