Вместо ответа слышу, как что-то шуршит по полу в моем направлении.

– Недавно сюда заявился Оуэн, но потом ушел. Думаю, сейчас за дверью только охранник.

Мама подползает ближе, и я наклоняюсь к ней:

– Мой нож в заднем кармане брюк. Нам надо сесть спиной к спине.

– Ты в брюках? – только и спрашивает она, а затем мы устраиваемся как надо.

После нескольких попыток, мама достает нож. Слава богу, обыскать меня не догадались.

Мама вкладывает нож мне в пальцы.

– Отклонись.

Не задавая вопросов, она отстраняется, и я одним движением открываю «бабочку».

– Теперь снова наклонись ко мне, только медленно.

Мне надо разрезать путы, а не ее руки.

Двигаясь на ощупь, я просовываю лезвие меж веревок и начинаю пилить. Веревка не толстая, и вскоре все готово.

Действие меня вымотало, и я просто сижу, привалившись к стене, пока мама разрезает путы у себя на ногах.

Затем становится на колени рядом со мной и осторожно касается моего лица:

– Господи, а ты ведь не шутила насчет кирпичной стены.

Я качаю головой, о чем тут же жалею – боль пульсирует в висках. Не тратя слов, мама освобождает мои запястья и лодыжки.

– Погоди. – Она встает и осторожно разминает затекшие мышцы. – Тебе нужна вода.

И приносит мне небольшую жестяную кружку. Я осторожно отпиваю – не хочу, чтобы меня вывернуло. Комната по-прежнему кружится, а желудок сжимается от страха. Ну и как мне вытащить нас на свободу, если я не уверена, что смогу встать?

Раздается треск рвущейся ткани, и мама на миг забирает у меня кружку. А когда отдает обратно, промокает мне лоб и щеку холодной влажной тряпкой. Я закрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание. Кажется, помогает.

– Что теперь? – спрашивает мама.