– Где вы собираетесь?
– По-разному. В заброшенных промзонах, на паркингах, иногда здесь…
– И вы не знаете тех, кого принимаете у себя?
– Эти вечеринки основаны на принципе анонимности.
– А как же приглашения?
Лартиг хихикнул. У него было длинное, очень узкое тело, которое, если его разогнуть, выглядело бы изящным. Но в инвалидном кресле оно казалось, напротив, атрофированным. Слишком высокие плечи, искривленные ноги, вывернутые запястья. Складывалось впечатление, будто еще в молодости его скрутила судорога, навсегда сковав и искорежив.
– Никаких приглашений. Мы действуем как террористы. Никаких письменных следов. А главное – ничего в Интернете.
Эрван проглотил свой кофе залпом – изумительно.
– Вы считаете себя террористом?
– Если речь о том, чтобы терроризировать буржуазный порядок и нетерпимость широких масс, то да.
– Жак-Андре Буафар, – пояснил Лартиг, приближаясь. – Врач и фотограф, непризнанный гений группы сюрреалистов. Специалисты считают его интереснее, чем Ман Рей…
От изображений исходило ощущение настоящего дискомфорта, которому, как ни странно, вторили произведения Лартига, как и само его деформированное тело.
– Прошлой ночью, – продолжил Эрван, – я был в Марселе…
– Я в курсе. Мне звонил представитель компании «Heemecht». Из-за вас мой заказ будет доставлен как минимум на неделю позже.
– Я могу сфотографировать ваши произведения? – спросил Крипо, вооружившись айфоном.
– Без проблем, если только не выложите снимки в Интернет.
– Зачем вы покупаете эти гвозди, мсье Лартиг?
Калека развернул свою каталку, чтобы оказаться лицом к собеседнику. Его нервные неподвижные черты казались заостренными, как лезвие. Эрван подумал о чередовании действий при закалке японских мечей, мастерском сочетании предельного нагревания и резкого охлаждения. Лицо Лартига, казалось, тоже подверглось такой обработке.