– Он участвовал в
– Как интересно, – сказал я, зная, что тут мне придется довольствоваться лишь этой правдой.
Я попытался поставить себя на место Эйнара. На руках у него ребенок. Голова идет кругом из-за только что случившейся трагедии. Поблизости никого, кто мог бы вникнуть в его положение. Все перевернулось вверх дном. Уже ничего не изменишь. Дочь умерла. Племянник умер. Внук перепуган. Остается обратиться к другу, у которого он скрывался и раньше.
Для Эйнара Хирифьелля это оказалось продолжением его побега 1944 года. Побег привел его в Лe-Кротуа. Может быть, сам Эйнар и позвонил дедушке. Сообщил ему весть, которая, он знал, подкосит брата и возбудит ненависть, и от этой ненависти будет невозможно избавиться до конца жизни. Но лишь бы я был в безопасности. Он попросил дедушку приехать сюда, но дождаться утра понедельника, когда откроется кабинет врача. Притвориться, что ничего не знал, чтобы ему не отказали в усыновлении, не признаваться, что ребенка увез, а потом подкинул его собственный брат.
Шарль Бонсержан договорился с врачом, и у Эйнара образовалась чуточка времени на общение со мной. Хоть самая малость, прежде чем пришлось возвращаться на Хаф-Груни, к дождям и камням.
Четырьмя днями измерялась не загадка моего исчезновения. А благородство двух моих дедушек.
Механик сидел и смотрел на меня. Потом прервал молчание.
– Кстати, о Шарле, – сказал он. – После войны доктор Буссат пытался ему помочь, но от дрожи излечить его не удалось. Так что Шарль занялся тем же, чем его отец, – стал рыбачить.
– А кто-нибудь из его родных жив? – спросил я.
– Чьих, Буссата или Шарля?
– Шарля.
– Да живы-то они живы…
– Но они тут не живут?
Мой собеседник покачал головой.
– Уехали. Из них Шарль последним был, кто рыбачил. Странная история, собственно говоря.
Я погрузился в задумчивость. Механик поднялся, давая понять, что ему пора браться за работу.
– А что такое? – снова подал я голос.
– Чего?
– Вы сказали «странная история».