– В семьдесят первом?

Я ответил вежливым «да».

– Тогда только один и принимал. Доктор Буссат. Работал до самой смерти.

– А когда он умер?

– В восьмидесятом, кажется. А может быть, в семьдесят восьмом… Не помню. Может, в семьдесят девятом?

– А не скажете, где располагался его кабинет?

– Он теперь закрыт.

– А раньше где был?

– Прямо под боком у мастерской «Ситроен», – показала продавщица, высунув руку из окошка киоска. – Когда дети были маленькими, я с ними ходила к нему: оба переболели ложным крупом. Прямо по улице, до конца.

Приемная врача, в которой меня обнаружили, теперь использовалась как комната отдыха. Там сидели четыре механика, которые сначала сказали, что я ошибся, а потом покачали головой, то ли не желая вникать в мои проблемы, то ли и вправду ничего не зная.

На них была рабочая обувь и закапанная маслом спецодежда. Свободные люди, не обязанные ни бриться, ни вставать перед кем-либо, ни держать ответ перед теми же. При этом с дружной подозрительностью относящиеся к чужакам вроде меня.

– А на что вам знать про того врача? – спросил один из них. – Он же давно умер.

– Он помог мне в детстве, – сказал я. – Я просто хотел снова увидеть его кабинет.

Мужики покачали головами. То, что было раньше и прошло, интересовало их мало.

Я огляделся. Голые стены, табуретки вокруг стола с пластиковой столешницей, календарь «Пирелли» с полуголыми бабенками, открытый на том летнем месяце, где фото самой красивой из них.

Где-то здесь меня оставили. Теперь тут только полные пепельницы, сваленные в углу запчасти и грязный пол. Я с тем же успехом мог зайти куда угодно и почувствовать ровно то же самое. А именно ничего.

Механики отряхнули комбинезоны от табачных крошек и разошлись. Но один остался – старый дядька с перекошенной губой. Он сидел с краю и не проронил ни звука. Теперь, с запинкой выговаривая слова, пристально смотрел на меня, видимо, опасаясь насмешки.

– Доктор Буссат лечил меня после войны, – медленно выговорил он. – В гестапо меня били дубинками. – Речь давалась ему с трудом. – Вообще-то раньше я торговал рыбой, – сказал он, – но м-м-механику не н-н-надо много говорить. А зачем вам нужно узнать про господина Буссата?