– Но почему в черной рамке? – по привычке вслух произнес Еремин. – В честь погибшей любви? Ведь с Элвисом я разговаривал только вчера. И он вроде не смахивал на призрака!
– Что вы здесь делаете? – раздался за его спиной грубый голос служанки.
– А, Татьяна Аркадьевна! – приветствовал ее не растерявшийся следователь. – Как хорошо, что вы появились, а то уже нет мочи терпеть! Хочу в туалет, а попадаю черт знает куда! Прямо лабиринт, а не дом!
– Где вы видели, чтобы туалет находился на третьем этаже? – недоверчиво пробубнила она.
– Да я и домов таких никогда не видел! Откуда мне знать? А потом, что только новому русскому в голову не взбредет? Может устроить сортир и на крыше! Пусть все стекает вниз по водосточным трубам! А?
– Фу! – поморщилась старая грымза. – Понахватались где-то анекдотов! Что за похабщина!
– Извиняйте, Татьяна Аркадьевна, извиняйте! Не знал, что у вас такой тонкий вкус! Так, говорите, на первом этаже?
– Как спуститесь, направо пойдете.
В дверях спальни он оглянулся.
– Миленько тут! Не так ли?
Последние слова остались за ним.
Катрин улыбалась. Ее открытое, светлое лицо поднимало собеседнику настроение. Антон тоже все время улыбался. Сегодня он был не так задумчив, как в прошлый раз. А вот Еремин вернулся из своего «путешествия» с невеселым лицом.
– Вы вспомнили? – обратился он к хозяйке дома, усаживаясь на прежнее место.
Продолжая улыбаться, она покачала головой.
– Тогда я вам помогу. Фамилия Старцев вам ни о чем не говорит?
Улыбка исчезла. Катрин выпрямила спину, расправила плечи, приподняла подбородок, прищурила глаза. Что-то хищное появилось в ее лице и осанке. Следователь не спускал с нее глаз.
– Вы ведь знакомы с Вадимом Игоревичем? И вместе проводили время в Париже и в Антибе. Разве не так?
– Это глубоко личное! – отчеканила она. – И мне бы не хотелось…
– Придется, Катрин, – перебил ее сыщик. – Придется коснуться. Я понимаю, что вам нелегко, но ведь именно Старцев ограбил вашего отца!
– Вы с ума сошли? – В вопросительной интонации и в широко раскрытых глазах чувствовались полная растерянность и недоумение. – Как вам не стыдно?