— Да! И такие, как я! Мы знаем себе цену, свои силы. А вы, такие, как ты... О Боже, ради всего святого, помоги мне!

— Ты устанавливаешь правила. А все должны им подчиняться?

— Да! Потому что мы хотим этого. А все прочие не хотят. Ждут, когда для них придумают правила. Ты не можешь этого отрицать!

— Я это отрицаю! — тихо сказал Адриан.

— Значит, лжешь! Или просто дурак! О Боже!.. — Голос майора сорвался, и он надрывно закашлялся. Эндрю схватился за живот, посмотрел на изуродованную ногу, потом на кучку выкопанной им земли, потом снова на Адриана.

— Вот здесь. Здесь...

Майор пополз к могиле. Адриан встал на ноги, не в силах отвести взгляд от страшного зрелища. Еще тлевшее у него в душе сострадание требовало, чтобы он выстрелил и оборвал мучения умирающего. Он увидел ларец из Салоник, присыпанный землей. Полусгнившие доски ящика были отодраны, под истлевшим картоном поблескивал металл. Металлические ободья были разрушены выстрелами, на ларце лежала свернутая веревка. На обрывках истлевшего картона виднелись полустершиеся знаки: терновые венцы и распятия.

Они нашли ларец.

— Ты понял? — прошептал майор. — Вот он. Вот ответ. Ответ!

— На что?

— На все! — На несколько мгновений у Эндрю закатились зрачки, так что показались белки. Эндрю говорил обиженным тоном, точно капризный ребенок, указывая правой рукой на могилу. — Теперь он мой. Ты не имеешь права вмешиваться. Все! Теперь ты должен мне помочь. Я разрешаю. Помнишь, я всегда позволял тебе оказывать мне помощь? — закричал майор.

— Ты всегда сам решал, Энди, когда разрешить мне помочь тебе, — тихо сказал Адриан, пытаясь осмыслить этот детский лепет, пораженный словами брата.

— Конечно, я! Так и должно было быть. Я всегда принимал решения. Я и отец.

И Адриан вдруг вспомнил слова матери: «Он видел плоды силы и власти, но никогда не понимал, какая ответственность лежит на плечах сильного. Ему неведомо чувство сострадания». В Адриане заговорил юрист.

— Что мы будем делать с ларцом? Теперь, когда мы его нашли, что с ним делать?

— Используем его! — прохрипел майор, бросив камень в могилу. — Используем, используем! Все исправим! Мы им скажем, что иначе все уничтожим!

— А если нет? А если до этого ларца никому нет дела? А если в нем и нет ничего?

— А мы скажем, что есть! Ты не знаешь, как это сделать! Мы же можем сказать, что нам взбредет в голову! Да ведь они будут ползать у нас в ногах, умолять...

— Ты хочешь именно этого? Чтобы они ползали и умоляли?

— Конечно! Они же слабаки!