– Ну, так кто этот «честный человек» из Вашингтона, с которым ты жаждал здесь встретиться? – поинтересовалась Лейла и с озорством добавила: – Он явно не из ЦРУ – разве что тебе и вправду удалось отыскать в Лэнгли хоть одного честного человека.

Синяки на лице женщины, полученные во время драки с Яном Вансине, сделались иссиня-фиолетовыми и выглядели ужасно.

Брайсон глотнул виски и уселся в колченогое кресло.

– Нет, не из агентства.

– Ну так?..

Ник покачал головой:

– Не сейчас.

– Что – не сейчас?

– Я все тебе расскажу, когда придет время. Но не прямо сейчас.

Лейла – она сидела с другой стороны столика, сколоченного из облезлой фанеры, в кресле, непохожем на кресло Брайсона, но таком же колченогом, – поставила бокал с виски на стол.

– Ты что-то скрываешь от меня – и продолжаешь скрывать. Мы так не договаривались.

– Мы никак не договаривались, Лейла.

– Ты что, вправду думаешь, что я слепо пойду за тобой на дело, которого не понимаю?

Женщина вышла из себя, и причиной тому явно было отнюдь не только влияние алкоголя и усталости.

– Конечно же, нет, – устало отозвался Брайсон. – И даже наоборот, Лейла. Я не просто не просил тебя о помощи – я уже устал гнать тебя. Не потому, что считаю тебя бесполезной – твоя помощь была неоценимой, – но потому, что не хочу рисковать твоей жизнью, как рискую своей. Я не могу взять на себя такую ответственность. Это моя война, мое дело. Если ты тоже сможешь найти в этом для себя какую-то пользу, если наши действия могут послужить твоим целям – тем лучше.

– Это бессердечно.

– Возможно, я действительно бессердечен. Возможно, я вынужден быть таким.

– Но ты можешь быть и мягким, и заботливым. Я это чувствую.

Брайсон предпочел промолчать.

– И еще мне кажется, что ты был женат.