Перкерсон вынул пятидолларовую бумажку.

– Можно устроить девушку на вечер? – спросил он сопровождающего дежурного по этажу.

– Думаю, что да, – улыбаясь, сказал дежурный. – В какое время?

– Пожалуй, около девяти. Если она мне понравится, резервирую для вас еще полсотни баксов.

– Положитесь на меня, мистер, – сказал дежурный.

Перкерсон открыл окно и выглянул. Бельэтаж примерно в пятидесяти ярдах. Превосходно, подумал он. Оставалось позвонить Старейшине.

Глава 30

Глава 30

Сидя в первом ряду стульев в Баптистской церкви Святого Холма обоих побережий, Уилл сперва прослушал некий «гимн». Солировал певец с пышной прической. Его поддерживали стоголосый хор и небольшой оркестр. Кроме того, тут была дюжина разукрашенных барабанов. Золотистые одежды хористов, ярко-голубой ковер, развернутый в проходах между скамьями и стульями, десяток рассредоточенных в зале телекамер и цветные витражи в окнах создавали иллюзию театрального или циркового оформления предстоящего действа. Зал был огромен и публика наэлектризована.

Пение кончилось, загремели аплодисменты. Уилл бывал и в баптистских молельных залах и в ирландских католических храмах Старого света, но там аплодировать не полагалось, не говоря уж о том, что не могло быть никаких барабанов.

На кафедру поднялся прыщеватый сын Дона. Он минут десять толковал о великом значении пожертвований паствы, в это время по залу плавало несколько блюд для сбора денег, на них трепыхались конвертики с чеками и наличностью, передаваемые из рядов.

Преосвященный Дон Беверли Кэлхоун сменил сына, взойдя на свою прежнюю кафедру столь же привычно, как надел бы старую перчатку.

– Друзья мои, я возвращаюсь сюда, чтобы представить вам молодого человека, которого вы, надеюсь, уже видели на экранах ваших телевизоров. Он претендует на ваши голоса в избирательной кампании. И я сказал бы, преследует свою цель с большим рвением. – Кэлхоун повернулся к Уиллу.

Уилл слегка улыбнулся и кивнул.

– Вы слышали, думаю, – продолжал доктор Дон, – жалобы Уилла Ли на то, что я привношу в свою политическую кампанию религиозную пропаганду, – он одарил аудиторию широкой улыбкой. – Что ж, друзья, я привношу призывы к нашему Господу во все, что делаю, поскольку не вправе и не буду держать свою веру отдельно от чего бы то ни было. Это моя жизнь.

Раздались горячие аплодисменты, и Кэлхоун упился ими.

– Мистер Ли не обнаружил готовности поделиться своей верой с людьми, поддержки которых он добивается, и, оправдываясь за это, пожаловаться, что, мол, не располагает соответствующей кафедрой. Что ж, я, с вашего согласия, предлагаю ему эту кафедру, пусть обнародует символы своей веры