— Забили насмерть. С вашего разрешения — понимаю, вам любопытно, однако мне нужно задать вопросы.
— О, простите, — сказала Одри. — Продолжайте, пожалуйста. Что еще мы можем вам сообщить?
— Видите ли, мы пытаемся восстановить картину улицы в то время, чтобы знать, кто был кто, кто где жил. Это, в сущности, формальность. — Босх улыбнулся и сразу же понял, что улыбка получилась неискренней. — И это оказалось трудной задачей. С тех пор в округе многое переменилось. Собственно говоря, с восьмидесятого года там живут только доктор Гийо и человек по фамилии Хаттер, дом которого в конце улицы.
Одри сердечно улыбнулась:
— О, Поль очень славный человек. С тех пор как его жена умерла, он всегда поздравляет нас открытками с Рождеством.
Босх кивнул.
— Конечно, его услуги были нам не по карману. Своих детей мы возили в клиники. Но если что-нибудь случалось в выходные или когда Поль бывал дома, он никогда не колебался. Сейчас некоторые врачи опасаются что-либо делать, так как могут... Извините, я разболталась, как мой муж, а вы приехали сюда не ради этого.
— Ничего, миссис Блейлок. Вы упомянули о своих детях. Я слышал, будто у вас в доме был семейный приют, это правда?
— Да, — ответила она. — Мы с Доном брали к себе детей в течение двадцати пяти лет.
— Просто потрясающе. Я восхищен. И сколько же детей вы приютили?
— Трудно было вести им счет. Одни жили у нас годами, другие всего неделями. Многое зависело от прихоти судов по делам несовершеннолетних. Мне разбивало сердце, когда ребенок только-только привыкал, начинал чувствовать себя как дома, а суд отправлял его обратно в семью, или к другому родителю, или еще куда. Я всегда повторяла, что берущим детей на воспитание нужно иметь большое сердце с большой омозоленностью на нем.
Одри посмотрела на мужа, он взял ее за руку и повернулся к Босху.
— Мы однажды сосчитали их, — произнес Дон Блейлок. — В общей сложности у нас за все время жили тридцать восемь детей. Но воспитали мы только семнадцать. Некоторые находились у нас достаточно долго для этого. Где-то от двух лет до... один прожил с нами четырнадцать.
Он повернулся так, чтобы видеть стену над кушеткой, поднял руку и указал на фотографию мальчика в кресле-каталке. Мальчик был хрупкого сложения, в толстых очках. Запястья согнуты под острым углом. Ребенок криво улыбался.
— Это Бенни.
Босх вынул блокнот, раскрыл на чистой странице, и тут защебетал его сотовый телефон.
— Это меня, — сказал он. — Не беспокойтесь.
— Не хотите ответить? — спросил Блейлок.
— Они могут оставить сообщение. Я не думал, что в такой близости к горам будет четкий прием.