Драться без перчаток теперь я не мог. Два последних авторитета из моего списка — Крофорд Джонсон и его брат Уиллис — занимались карточным шулерством, играя в карты в комнате отдыха баптистской церкви Чудесного Спасения на 61-й и Энтерпрайз — как раз напротив забегаловки, в которой за полцены обедали ньютонские полицейские. Когда я залез в окно, Уиллис сдавал карты. Увидев меня, он удивленно поднял голову и получил дубинкой по рукам. Крофорд потянулся к поясу; второй удар дубинки вышиб пистолет с глушителем у него из рук. Воя от боли, братья рванули к двери; я вытащил из кобуры свой новехонький револьвер и, наставив на остальных картежников, посоветовал им забирать свои деньги и расходиться по домам. Когда я вышел на улицу, возле заведения уже собралась толпа: полицейские, стоящие на тротуаре и жующие сэндвичи, наблюдающие, как Джонсоны, держась за сломанные руки, вопя от боли, выбегают из здания.

— Некоторые люди не понимают хорошего отношения! — прокричал я вдогонку.

Пожилой сержант, который, по слухам, ненавидел меня, прокричал в ответ:

— Блайкерт, да ты настоящий ковбой! — И тут я понял, что мою честность уже никто не ставил под сомнение.

* * *

Арест братьев Джонсон сделал меня маленькой легендой. Коллеги на работе постепенно стали относиться ко мне с симпатией — так, как относятся к слишком безрассудным и безбашенным типам, походить на которых не очень бы хотелось. В общем, я снова почувствовал себя местной знаменитостью.

В отчете о профпригодности, который начальник смены составил после первого месяца моей службы на новом месте, содержались одни только восторженные отзывы, и лейтенант Гетчелл в качестве поощрения дал мне машину, оборудованную рацией. Это было своего рода повышением по службе, так же как и новый район, который мне предстояло патрулировать.

Стали появляться слухи о том, что Бездельники и Рубаки собирались со мной поквитаться, а, если бы им это не удалось, вслед за ними такую попытку готовы были предпринять Крофорд и Уиллис Джонсоны. Гетчелл, решив переждать, пока они успокоятся, от греха подальше убрал меня с прежнего участка и перевел в западную часть района.

А там царила настоящая тоска. Смешанное население, черные и белые поровну, небольшие фабрики и крошечные домишки. Все, на что можно было рассчитывать, так это на задержание нетрезвых водителей и проституток, решивших заработать пару баксов перед тем, как отправиться в негритянский квартал за травой, и обслужить нескольких автолюбителей. Я срывал их любовные свидания, подкатывая к ним с включенной красной мигалкой и забирая их в участок. Кроме этого, я выписывал кучу штрафов за нарушение правил парковки и, вообще, старался найти и устранить любые правонарушения. В это время как раз на Гувер-стрит стали появляться рестораны для автомобилистов, современные здания, украшенные зазывной рекламой, где можно было поесть, не выходя из машины, а также послушать музыку, которая раздавалась из колонок, закрепленных в окошках заведения. Я проводил в подобных ресторанах по многу часов, слушая джаз, однако не выключая свое радио, чтобы не пропустить срочную информацию. Сидя в машине и слушая музыку, я наблюдал за происходящим на улице, стараясь увидеть белых проституток, решив для себя, что если замечу какую-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающую Бетти Шорт, то предупрежу ее о том, что 39-я и Нортон находятся всего в нескольких милях отсюда, и попрошу быть осторожнее.