– Как вижу, все-таки пришла.

– Это не то, что ты думаешь, – сказала Кэролайн. – Просто у тебя объявился новый друг – очень особенный друг!

– Да ну! И кто же?

– Харолд Брекстон собственной персоной.

– Что ты имеешь в виду?

– Ночью мы его наконец арестовали. Молчит как рыба. Заявил, что говорить будет или с тобой, или, если не выйдет с тобой, с Максом Беком. Уж лучше с тобой, чем с этим угрем Максом!

– Но Лауэри категорически приказал мне держаться подальше от следствия!

– А тебя к следствию никто и не подпускает, – отрезала Кэролайн. Она сложила руки на груди, набычилась и, после паузы, тоном строгой матери спросила: – Ну так что, отказываешься беседовать с Брекстоном?

– Я не против... Только странно слышать такую просьбу от тебя.

– Мне действительно не по душе просить тебя о помощи. Но уж так все поворачивается, что ты нам нужен. Мы практически ничего существенного против Брекстона не имеем. Того и гляди придется отпустить его на все четыре стороны. Требуется зацепка, чтобы оставить его в камере. Если Брекстон с тобой разговорится или ты его разговоришь, будет большая польза для дела.

– Один подозреваемый допрашивает другого подозреваемого. Хорошенькая картинка.

Кэролайн было не до шуток.

– Мы будем присутствовать при допросе. И будем вас обоих очень и очень внимательно слушать.

– С какой такой радости я в подобной ситуации должен вам помогать?

– Вытащишь из него что-либо полезное – тебе обломится.

– А если не вытащу?

Кэролайн предпочла промолчать.

Я обратился за советом к Джону Келли, который до сих пор безмолвно слушал нашу перепалку.

– Бен, решай сам. Если сочтешь нужным не вмешиваться – никто тебя не принудит, никто не осудит.

– Осудить, может, и не осудят, да только засудят, – угрюмо пошутил я. – Ладно, опоздал я с этого поезда спрыгнуть – стало быть, судьба дальше ехать.