– Жадность, – предполагает Манди.

– Хуже. Гораздо хуже.

– Власть.

– Даже хуже, чем власть. Они стараются стричь нас всех под одну гребенку. Либералов, социалистов, троцкистов, коммунистов, анархистов, антиглобалистов, борцов за мир. Всех красят розовым цветом. Мы все ненавидим евреев и Америку, мы все тайком восхищаемся Усамой. Знаешь, о чем они мечтают, твои банкиры?

– О сексе.

– О том дне, когда полицейский войдет в офис движения антиглобалистов в Берлине, или в Париже, или в Лондоне, или в Мадриде, или в Милане и найдет большой ящик с пластиковой взрывчаткой и наклейкой: «От всех ваших добрых друзей в „Аль-Каиде“». Левые либералы тут же превратятся в тайных пособников фашизма, каковыми их всегда и полагала широкая буржуазная общественность, после чего перепуганная буржуазная Европа поползет на коленях к Большому американскому брату, умоляя прийти ей на помощь. И акции на Франкфуртской фондовой бирже поднимутся еще на пятьсот пунктов. Я хочу пить.

Остановившись, они допивают красное бургундское, и Саша ждет, пока сердце немного успокоится.

* * *

С чердака школьного здания, если встать в высоком мансардном окне, можно наблюдать, как заря летнего дня медленно захватывает красные стены замка, реку, мосты и наконец весь Гейдельберг, без единого ответного выстрела.

Но, если Манди в это время уже на ногах, как и всегда, Саша, который не в силах подняться рано, крепко спит в куче диванных подушек, одеял и покрывал, которую Манди соорудил для него после того, как оба залили свои разногласия второй бутылкой бургундского. Партийный брифкейс Саши лежит рядом с его джинсами и кроссовками, одну тоненькую руку он засунул под диванную подушку и голову, а дышит так тихо, что Манди не может понять, умер Саша или просто спит. На полу рядом с ним стоит будильник Манди, поставленный, как и просил Саша, на десять утра, около часов лежит записка Манди: «Пока, уехал в Мюнхен, поцелуй от меня Гамбург, увидимся в церкви». С постскриптумом: «Извини, что был таким говнюком».

С туфлями в руках он спускается по парадной лестнице, пересекает холл, у двери надевает их и быстрым шагом направляется в старый город. На часах половина девятого. Туристские ловушки на Хауптштрассе еще спят и будут пребывать в таком состоянии еще час. Но магазины Хауптштрассе ему не нужны. На стеклянно-бетонной стороне улицы, не так далеко от железнодорожного вокзала, находится турецкое туристическое бюро, которое он заметил во время прежних прогулок. У него сложилось впечатление, что оно открыто всегда, и впечатление правильное: бюро работает. На наличные, полученные от банкомата по новенькой кредитной карточке, он покупает два авиабилета из Мюнхена до Анкары для Зары и Мустафы, а после короткого колебания – третий, для себя.