– Я тебя не понимаю, – вздохнула она.

– Я позвоню в отделение?

– Да, конечно.

Купер связался с дежурным офицером. Услышав последние новости, он встрепенулся. Фрай нетерпеливо обернулась к нему.

– Ну, что там?

– Поступила информация от официального представителя Общества защиты животных, – они проводили свое расследование по ферме «Рингхэмский хребет».

– И? Есть какие-то определенные улики? Достаточные для возбуждения дела?

– Они передали нам имя одного из их информаторов. Обычно они так не делают, поскольку подобные данные не разглашаются. Но, как выяснилось, этот информатор мертв.

– Мертв?

– Да. Это Дженни Уэстон.

Уилл Лич уже и раньше видел стоявшее у стены ружье, вынутое из стального сейфа, где оно всегда хранилось. Он знал, что это неправильно: ружье никогда не следует оставлять без присмотра. Так всегда говорил отец. Полиция могла в любой момент зайти на ферму и увидеть ружье, и тогда отец потеряет лицензию. Но теперь, похоже, ему было не до этого.

Уилл очень не любил, когда отец кричал и ругался. Но еще больше он не любил, когда тот молчал, взгляд его, казалось, блуждал где-то далеко-далеко, а тело подрагивало, напоминая проволоку электрического ограждения на верхнем поле. Уилл знал, о чем думал его отец, когда смотрел на Куколку и так молчал. А теперь Куколки не было. Уилл пытался представить, о чем думал отец, когда смотрел на мать и так же молчал. И его матери теперь тоже не было.

Это был первый день осенних каникул, и с самого утра Уилл чутко прислушивался к доносившимся до него звукам. Он научился различать на слух шаги отца во дворе и позвякивание бутылки в передней комнате. Нынешним утром отец был особенно молчалив. И на этот раз Уилл, кажется, понял, о чем думает отец.

Уоррен Лич, по сути, никогда не понимал, что такое стыд. Ему приходилось слышать об этом чувстве, но он всегда считал, что это просто слабость. Теперь стыд внезапно накрыл его с головой, подкосив, словно лезвие комбайна спелую пшеницу.

Его щеки горели под взглядом этой бабы из полиции. Она смотрела на него не так, как другие. В ее взгляде была не просто неприязнь – в нем было презрение. Она видела, во что превратилась его жизнь, всю эту нищету, и без колебаний обвинила в ней только его. И конечно, она была права.

Мир вдруг сдвинулся и стал живым и ясным, словно кто-то встряхнул его и картинка сфокусировалась. Теперь он отчетливо различал цвета своей жизни, и все они были темными. Это открытие свалило в один большой ком все беды, которые обрушились на него в последние несколько недель. Теперь он знал, что именно они иссушили его силу и волю и стали причиной необъяснимых мучительных болей в желудке.