— Не торопись! Важно понять, что феномен Православия (так, собственно, обозначалось дохристианское мировоззрение древних славян) — это не дитя обыкновенного, ортодоксального христианства, а особый продукт. Учёные спорят, то ли это «православное язычество», то ли «языческое православие»… Вопрос теперь в том, как современное Православие судит свои корни. Если эти корни — Библия, это не славянские корни… Наследие наших предков питало устремления к почитанию Рода, вдохновляли человека родная земля и культура, волшебная сказка и былина, непрерывно возрождался мудрый и вольный народ, чуткий к событиям природы. Человек реализовывал в природе своё предназначение, он ощущал себя сотворцом своей духовности, телесности и своего бытия. Мировые же религии стремятся этнически обескровить людей, сделать их покорным инструментом кланов, овладевших информационной властью…

— Ах, Дербандаев, — сказал я, видя, что дальнейший трёп не имеет никакого уже смысла. — Всё это азы, о которых я уже и не вспоминаю! Ты подскажи людям, что им делать, не умножай словоблудия, не повторяй правдоподобную ахинею, потому что в твоих устах она теряет правду! Загажены мозги-то, со всех сторон в них пачкают, а ты этой пачкотне только потворствуешь!

— Делать надо одно — не возмущаться, не злобствовать, а тихо и спокойно осваивать всем миром глобальную экологию. Невозобновляемые ресурсы планеты катастрофически сокращаются, а потребительская агрессивность человечества ненасытна…

— Не удивлюсь, если тебя, зануду, когда-либо зарежут оппоненты. На кой хрен ты долбишь мне об «агрессивности человечества», когда меня давят и душат вполне конкретные террористы?..

После «разговора» подозрение моё к «леваку» только усилилось. И когда появились слухи о том, что для изоляции московского режима влиятельные политические группы предлагают немедленный раскол России на части, я не усомнился, что этот «план» сочинил «патриотический диалектик» Дербандаев…

Король русского Хохмоленда

Король русского Хохмоленда

Яромир Шалвович умирать не собирался, хотя ему было восемьдесят два. Он уже часто не держал ни мочи, ни кала, даже передвигаться по комнате не мог, начинались головокружения, и он падал.

Родственники и знакомые несколько раз устраивали его в разные престижные больницы, он лежал даже полгода в лучшей клинике для ветеранов войны, хотя никогда в войне не участвовал и никакого отношения к ветеранам не имел, ему «выправили» (купили) справку, что он копал «оборонительные эскарпы» вокруг Москвы, и с этой справкой пропихнули в спецгоспиталь, куда не могло попасть это вонючее старичьё, одинокое, синюшное, со скрюченными пальцами и стёртыми от обид глазами, какие-то бывшие пулемётчики и сапёры — прорва всякого бомжистого, но всё ещё задиристого люда.