Холдейн вскинул руку.
— Побойся бога, Виктор! Что ты такое говоришь! Мы должны
— Черта с два! — хрипло заметил Тремонт. — Наше дело — делать деньги. Получать доход. Это главное.
Холдейн уже не мог больше сдерживаться.
— Ты не человек! Ты эгоист и урод, Виктор! — крикнул он. —
— Да ничего ты не сделаешь, — устало и злобно огрызнулся Тремонт. — И ни с каким врачом никто соединять тебя не будет. Миссис Пендрагон достаточно умна, чтобы отличить победителя от проигравшего. — Рука его скользнула во внутренний карман пиджака. И он извлек револьвер «глок» — грозное смертельное оружие. — Надаль!
Сердце Мерсера Холдейна тяжко забилось в груди. Он увидел, как в кабинет вошел высокий араб с изрытым оспинами лицом. И у него в руке тоже был большой пистолет.
Парализованный страхом Мерсер беспомощно и безмолвно переводил взгляд с одного мужчины на другого.
Глава 41
Глава 41
В просторной гостиной загородного дома Виктора Тремонта свежо и приятно, по-новогоднему пахло хвоей. Из огромных окон открывался изумительный вид на хрустально синее озеро, окаймленное густым зеленым лесом. Билл Гриффин сидел в кожаном кресле возле огромного камина, в котором весело пылали большие поленья. От плотной его фигуры так и веяло умиротворением. Длинные каштановые волосы, как обычно, небрежными прядями спадали на плечи. Вот он закинул ногу на ногу и закурил сигарету.
С улыбкой взглянул на Виктора Тремонта и Надаля аль-Хасана и спокойно объяснил:
— Проблема состояла в том, что все мы исполняли свою работу, но наши пути при этом не всегда пересекались. Когда вы отдали мне приказ устранить Джона Смита, я вел наблюдение сразу за тремя объектами — его домом в Турмонте, квартирой этой женщины Рассел в Фредерике и Форт-Детриком. Неудивительно, что вам было трудно со мной связаться.
Это была наглая ложь. На самом деле он все это время прятался в Гринвич Виллидж, в квартире одной женщины, старой его знакомой. Но, увидев по телевизору выступление президента, в котором тот до небес превозносил «Блэнчард Фармасьютикалз» за создание чудодейственной сыворотки, сообразил, что настало время вернуться, иначе можно упустить положенную ему долю.