— Профессор Локхарт знает, что Фриленд Дженнингс — ваш дед?

— Он ослеплен алчностью. А я не собирался ему говорить. Это лишь подлило бы масла в огонь.

— Не уверена, что понимаю связь, — заметила я. На самом деле я уже ни в чем не видела логики. Голова уже не кружилась, но я была измучена и закоченела.

— Моя бабушка — Ариана, красивая молодая жена Фриленда Дженнингса. Ай-тальянка, как говорил Орлин Локхарт. После того, как деда признали виновным в убийстве, отца взяла к себе его сестра. Ему было всего семь лет. Но когда во время рейда деда убили, сестра и остальные члены семьи Дженнингсов отправили отца в приют. — Шрив помолчал. — Они не были уверены, что он сын Фриленда. Зачем делить наследство Дженнингса с каким-то ублюдком? Так что когда ребенка решили выслать в Западные Штаты, никто не возражал. С глаз долой из сердца вон. И вон из завещания.

— Именно так поступили с вашим отцом?

— Так они хотели. Но в конце концов его забрал любовник Арианы. Отправкой мальчика на запад занимался церковный приют — тогда это было принято. Судя по всему, у Брэндона Шрива имелись основания полагать, что отец ребенка — он. Либо он так сильно любил Ариану, что решился забрать ее сына. — Шрив поколебался, затем произнес то, о чем мы оба подумали: — Сегодня на все эти вопросы ответила бы ваша технология ДНК. Но тогда это было невозможно. Итак, Брэндон Шрив заплатил церкви вдвое больше, чем предложила семья Дженнингсов, чтобы все сведения о ребенке были уничтожены, и все остались довольны. Шрив усыновил моего отца и, разумеется, дал ему свое имя.

— Но мальчик все помнил, да?

— И очень хорошо. Он все время рассказывал мне об этом. Шрив был хорошим отцом, но первые семь лет в качестве Дженнингса успели привить моему отцу интерес к правам по рождению. Те бриллианты должны были принадлежать ему, мисс Купер. Теперь они должны стать моими. Теперь я ненадолго вас оставлю. Если снег прекратится, вы сможете насладиться прекрасным видом, которым любовался из окна тюремной камеры мой дед — его дом в Ривер-хаус. Я передам от вас привет детективам.

Шрив вышел, освещая путь фонариком, и мои промерзшие апартаменты снова погрузились во мрак. Снаружи прямо под окном стоял прожектор, освещая великолепное здание. Если мне бы удалось направить его на тридцать футов ниже, кто-то очень далеко смог бы увидеть призрачный силуэт отчаявшейся женщины и прийти мне на помощь.

Мечты о спасении не помогли. Я принялась дергать связанными руками и извиваться, стараясь ослабить узлы на лодыжках. Стоп, сказала я себе, надо по очереди. Я была слишком взволнована и слаба, чтобы делать два дела сразу.