— Она ответила, что одна, — продолжил Паскуали, — что на самом деле они расстались несколько дней назад… Тогда я решил, что она странная!

— Но почему?

— Они ведь были уже не вместе, а она хотела ему изменить.

— Понимаю. И что вы тогда подумали?

— Что и всегда: «Ох уж эти милые женщины!» — сказал свидетель, разведя руками и подняв к небу глаза.

Публика прыснула со смеху, родители Катрин, Джулия и Томас потупились. Что же касается Кубрика, то он быстро делал заметки.

Для Катрин испытание продолжалось.

— И что вы сделали потом?

— Я сказал себе: «Почему бы нет?» Она спросила, можем ли мы заняться любовью, там, во внутреннем дворике, и я ответил, что да. Я хорошо помню, что она добавила, извините за выражение…

— Говорите, — поддержал Шмидт, возбужденный таким успехом.

— Она сказала: «Я сделаю так, что твои яйца просто взорвутся!»

И снова в зале раздался смех: решительно, этот Жиголо оказался очень забавным!

— И как вы отреагировали?

— Я взял ее за руку и отвел во двор.

— И что случилось, когда вы пришли туда?

— Случилось то, что должно было случиться!

— Будьте более точным, прошу вас.

— Я не знаю, не проглотила ли она на ужин шпанскую мушку, но она действительно горела, если позволите так выразиться. Во дворе мы начали целоваться. Я не хотел торопиться, но через две минуты она встала передо мной на колени, спустила с меня штаны и достала из своей сумочки один из презервативов, о которых говорила, и надела. Конечно, я разрешил ей это сделать — я не из тех, кто рискует понапрасну, особенно если дама настаивает.

— А потом?

— Потом мы совокупились. Она упиралась в стену бара, а затем она попросила еще!