Так он жив! Он стоит передо мной — человек, которому мой отец был обязан жизнью.

— Не обессудьте, мисс, — промолвил старик, — если я поинтересуюсь, какое у вас ко мне дело.

— Я здесь потому, что вы некогда знали моего отца, — ответила я. — Я Эсперанца Горст, дочь Эдвина Горста.

— Дочь Эдвина Горста! — вскричал он. — Ужели такое возможно? Входите, входите, пожалуйста!

С многословными изъявлениями радушия мистер Лазарь провел меня в низкую комнату, пыльную и темную. Все стены там от пола до потолка были увешаны картинами с изображением кораблей, сухопутными и морскими картами, выцветшими рисунками экзотических птиц и цветов, разнообразными топографическими видами атлантических островов, где мистер Лазарь побывал за долгие годы профессиональной жизни.

Он предложил испить чаю, я согласилась, и мы беседовали целый час или даже дольше. Мистер Лазарь рассказал множество мелких, но чрезвычайно интересных для меня подробностей о времени, проведенном с моим отцом на Мадейре. Он сохранил самые живые воспоминания о тех далеких днях, но они не добавили почти ничего нового к сведениям, почерпнутым мной из его мемуаров. Я в свою очередь поведала старику все, что знала о жизни моих родителей после бегства с Мадейры и о смерти моего отца в Константинополе в 1862 году.

Один вопрос занимал меня больше всего.

— Мистер Лазарь, — наконец решилась я, — вы, случайно, не знаете, что за бумаги содержались в шкатулке, которую мой отец попросил вас отвезти в Англию и отдать на хранение своему поверенному?

— Они носили конфиденциальный характер, и потому я, разумеется, не расспрашивал, — ответил старик. — Но из однажды оброненного вашим батюшкой замечания я понял, что в шкатулке содержались своего рода мемуары — возможно, дневниковые записи или более пространное повествование о его жизни.

Сердце так и подпрыгнуло у меня в груди.

— А не помните ли вы имя поверенного?

Я говорила спокойным голосом, но вся обмерла в ожидании ответа.

— Мистер Кристофер Тредголд, — без малейшего колебания сказал старик. — Кажется, бывший работодатель вашего отца. Он вышел из фирмы после того, как с ним приключился удар. Однако у меня сложилось впечатление, что он выступал скорее в качестве друга, нежели юридического представителя.

— В таком случае следует предположить, — заметила я, — что бумаги остались на хранении у мистера Тредголда.

— Этого я не могу знать, понятное дело, — промолвил мистер Лазарь.

— И вы больше не общались с мистером Тредголдом?

— Боюсь, нет. Не желаете ли еще чаю, дорогая?

Я понимала, что наш разговор очень утомил мистера Лазаря и что последний вопрос он задал единственно из врожденной учтивости, а посему вежливо отказалась и встала, собираясь откланяться.