Неужели так бывает всегда? Может, Джеральд держит за руку всех посетителей младше девяноста? Ведь он никогда не берет руку Хелен. Или Фрэнсис, которого я считала неспособным любить, а Чед Хемнер считал способным любить только зло, любит отца? Душа человека — загадка, тайна. Джеральд не сменил фамилию. Хильярд — это его фамилия, а не Веры, и Джеральд не стал отказываться от нее, но Фрэнсис, казалось бы безразличный к мнению окружающих и плюющий на весь мир, после ареста матери, предполагая худшее, стал называть себя Хиллзом; теперь он читает лекции в университете, пишет книги и собирает жучков как профессор Фрэнк Лодер Хиллз.

Так мы сидели, держа за руки Джеральда, который все сильнее и сильнее стискивал наши пальцы, пока боль не подсказала, что пора уходить. Взяв руку Фрэнсиса, Джеральд не отпустил мою, а сжал еще крепче; казалось, что он, несмотря на кажущуюся немощность, опирается на наши руки, намереваясь вскочить с инвалидной коляски. Я вспомнила Веру и ее странный жест, когда она наклонялась вперед и стискивала руки, словно хотела удержать внутри боль. Думает ли о ней Джеральд? Не напоминает ли ему о ней Фрэнсис, светловолосый, морщинистый и высохший, с такими же небесно-голубыми глазами? Несомненно, даже теперь Джеральд должен вспоминать, как она пыталась всучить ему чужого ребенка, смуглого, как его отец-пуэрториканец. Я совсем забыла о его глазах, забыла, как в юношеском возрасте пыталась вспомнить или выяснить, какого цвета глаза у Джеральда. Но когда Дэниел Стюарт начал писать свою книгу, я вспомнила и во время следующего визита к Джеральду, вчерашнего, посмотрела. Они синие. Темнее, чем у Фрэнсиса, василькового цвета.

Из пансиона для отставных офицеров мы вышли все вместе, втроем; мы с Хелен хотели взять такси до дома, а Фрэнсис направлялся к платной автостоянке, где оставил машину. Он беседовал с Хелен, но не о семье или об отце, а о русском фантастическом фильме, который демонстрировали в соседнем кинотеатре «Пэрис-Пуллмен». Очевидно, для него этот кинотеатр тоже соседний — они с женой купили дом на Крессуэл-плейс.

Не принимая участия в разговоре, я высматривала такси. На противоположной стороне улицы в дверях магазина я заметила старика; похоже, магазин был не из разряда очень популярных, с керамической плиткой на витрине. Казалось, старик внимательно смотрит на нас, вернее, на Фрэнсиса, который, вскинув голову, смеялся над какой-то шуткой Хелен. Это был невысокий мужчина с седыми волосами, в слишком длинном плаще без пояса, с обыкновенным лицом и глазами, которые даже с такого расстояния выглядели печальными. Сердце замерло у меня в груди. Значит, эхо еще не затихло, голоса не умолкли…