— А если я не скажу? — спросил санитар, глупо улыбаясь.

Наверное, он не улыбался, а просто губы растянулись в нервной судороге…

— Скажешь, — ответил Геннадий, вдруг наливаясь спокойствием и какой-то монументальностью. — Я тебя заставлю, и ты все скажешь.

Он стоял перед стулом санитара, неожиданно крепкий, коренастый, как будто подобравшийся. Я понимал его, он все время сдерживался, крепился, чтобы не убить обоих на месте, без всяких разговоров.

— Как? — спросил, внезапно наглея, санитар. — Как заставите?

Видимо, он еще не вполне понял ситуацию и хотел выяснить, в чьи руки он попал и что ему грозит…

— Как? — переспросил Геннадий.

Потом задумчиво пробормотал:

— Как заставлю?

Он чуть покачался на своих коротковатых ногах и вдруг изо всех сил ударил кулаком санитара в солнечное сплетение.

— Как завещал великий Ленин, — пробормотал он на выдохе.

Потом опять нагнулся и ударил второй рукой в живот скорчившегося на стуле Василия:

— Как учит коммунистическая партия, — добавил он.

Я вспомнил, что все это слова из какой-то партийной присяги…

Василий мычал, согнувшись на стуле, и тяжело дышал открытым ртом. Лицо его сразу сделалось мокрым от пота, а глаза вылезали из орбит.

— За что? — простонал он, таращась бессмысленно в пол.

Видно, он еще на что-то надеялся.

Геннадий отошел на шаг назад и тихо рассмеялся. Потом вновь приблизился и размахнувшись, ударил кулаком снизу в челюсть санитара.

— За нашу Советскую Родину, — с чувством произнес он при этом, крякнув в момент удара.

Санитар отлетел со стулом назад и ударился головой о стенку. Ножки стула подломились, и он упал на пол с окровавленным лицом.