— Шутите! Его особа священна, к ней никто не допускается, — он помолчал, добавил таинственно: — Я вообще не уверен, что он где-либо похоронен.

Опять мания! Страх, связанный с посмертием?

— Анатоль. вчера вы были тут по соседству. Не видели что-нибудь… кто входил в дом, кто выходил?

— У меня было занятие поинтересней. Да от Горячкиных и не видно ничего, кусты сирени заслоняют окна.

— А вы выходили на крыльцо покурить?

— Поначалу. Потом уж дым коромыслом стоял. Да, Люба-шу видел, как она отправилась на банкет.

— Вы знали про банкет?

— Кто-то сказал… Май сказала. Была озабочена, что дом останется без присмотра.

— Возможно, поэтому она вернулась раньше?

— Все возможно. Ваша тетушка — человек непростой. А теперь, когда вы у меня все выудили, услуга за услугу. Вы действительно видели Нину в комнате Май?

— Да, в окне.

— Что она делала?

— Сидела в кресле с высокой спинкой. Спустя пять минут ее там уже не было.

— Вы наблюдали исчезновение?

— Я отлучился… сдуру. Словом, пять минут потерял.

— А почему вы, человек посторонний, ее ищете? Что, собственно, вас волнует?

— Я бы определил так: заговор зла. Мне показалось, что она была мертвая.

Анатоль покивал, давешний диковатый блеск зажегся в голубых глазах.

«Остави мертвых погребсти своя мертвецы» — процитировал из Евангелия, как в бреду, и принялся остервенело точить лопату.

* * *