В этот момент дверь открылась и в кабинет ввели Чернозерского.

Когда он вошел, Волин удивился тому, насколько может измениться человек всего лишь за одну ночь. От былой самоуверенности и ощущения власти не осталось и следа. Чернозерский выглядел осунувшимся. На лбу и в уголках глаз обозначились морщины. Блуждающий взгляд и трясущиеся пальцы дополняли картину. Он остановился у двери и выжидательно посмотрел на Волина. На сидящего на подоконнике Стаса, на непробиваемо-спокойного Амира, на Русницкого. Чернозерский явно хотел понять, зачем его вызвали. Быть может, его тесть нажал на нужные рычаги и сейчас кто-нибудь произнесет заветное: «Виталий Михайлович, вы свободны, можете идти»? И сразу все изменится. Уродливый, серо-черный мир вновь наполнится яркими красками, и жизнь опять обретет смысл. О чем-то подобном думает большинство людей, первый раз переночевавших на тюремных нарах, в компании таких же подследственных. Именно в первую ночь, слушая дыхание сокамерников, человек с ужасом осознает: случившееся — не шутка, не бред, не сон. Именно в первую ночь приходят в голову самые страшные мысли. Именно здесь человек вдруг осознает: вошедшим сюда нет выхода. Именно здесь он верит: машина закона тяжела, громадна и неумолима.

Волин понимал состояние своего подопечного. Поэтому спокойно и даже доброжелательно указал на стул, стоящий против стола:

— Присаживайтесь, Виталий Михайлович. Какие-нибудь жалобы, пожелания?

Одна-единственная фраза сказала Чернозерскому все. Его не собирались отпускать. Ничего не выяснилось. Ему предстоит вернуться в компанию себе подобных. Подследственных.

— Я… — Он судорожно сглотнул. — У меня жалоба. Меня незаконно держат в тюрьме.

— Не в тюрьме, а в изоляторе временного содержания, — поправил неприязненно Стас. Ему Чернозерский не нравился активно. — В тюрьму отправляют заключенных и только по приговору суда. Тебя же не судили еще вроде?

— Стас, перестань, — одернул оперативника Волин и снова обернулся к Чернозерскому: — Ваше содержание под стражей санкционировано следователем прокуратуры, так что ничего незаконного в наших действиях нет. Но вы вправе подать жалобу. Пожалуйста. — Волин достал из стола бумагу и ручку. — Присаживайтесь. Пишите. Мы передадим ее в прокуратуру.

— Что толку-то? — зло оскалился Чернозерский. — Вы же как волки. К вам попал — все. Считай, съели. Вам же невиновного человека посадить — раз плюнуть. И факты подгоните, и нужные доказательства представите.

— Ну зачем же вы так? — терпеливо возразил Волин. — Взяли-то вас за дело. И доказательства у нас чистые, и свидетельства. Не для протокола, мы ведь оба знаем, что фальсификацией тут и не пахнет.