На другое утро Джордж встал рано и вернулся в город на своем «мини-купере». Он снимал квартиру на Монпелье-стрит, неподалеку от универмага «Харродз», под самой крышей большого дома, и оставлял ее за собой даже уезжая за границу. Иногда он подумывал о том, чтобы на время отлучек сдавать ее, но тогда, возвращаясь, ему нужно было бы приводить ее в порядок, а это совершенно не входило в планы Джорджа. Квартира состояла из огромной гостиной с окнами на площадь, небольшой спальни, маленькой кухни и ванной, где поворачиваться можно было только пригнувшись.

Бросив чемодан в спальню, Джордж позвонил знакомому хирургу с Харли-стрит. Тот ответил, что рад слышать голос друга, что считал, будто Джордж все еще за границей, но раз он вернулся, надо бы встретиться за партией в гольф, и вообще, чем он может помочь Джорджу? Константайн признался, что хотел бы получить рекомендацию к кому-нибудь из работающих в больнице Св. Томаса, чтобы сегодня же утром можно было зайти туда и навести справки о человеке, умершем там несколько дней назад.

Приятель перезвонил Джорджу через четверть часа и сообщил, что один из его друзей работает секретарем в больнице Св. Томаса и с удовольствием примет Константайна.

Было без пяти одиннадцать, когда Джордж с моста Ламберт съехал по ошибке на одностороннюю улицу, откуда его немедленно изгнали. «Уедешь из Лондона всего на четыре месяца, — подумал он, — вернешься, а тут уже все не так». В конце концов он выбрался-таки на Ламберт-Пэлис-роуд.

У больницы рядком стояли автомобили. Когда Джордж проезжал мимо них, впереди показалась машина. Константайн приметил свободное местечко и притормозил, решив въехать на него задним ходом. Но голубой «эм-джи-эй» просигналил и передком въехал на место, которое Константайн мысленно уже присвоил. Словом, Джорджа, как говорится, обставили. И очень ловко.

Оскорбленный, Константайн подъехал вплотную к «эм-джи-эй» и вышел из своего «мини». За рулем «эм-джи-эй» сидела девица. Лица ее не было видно — она склонилась переменить туфли.

— И сейчас вы, наверно, хвалите себя за остроумие, — сердито сказал ей Джордж.

Девушка взглянула на него. У нее были светлые волосы, красивые губы, расплывшиеся в тот миг в довольную улыбку.

— Да, — ответила она, — вы угадали.

— Понятно. Вы, верно, из тех феминисток, которые добиваются для женщин особых прав.

— Возможно. А вы всегда такой грубый с незнакомками?

— Только когда сержусь на них. Ведь я подъехал к этому месту раньше вас.

Девушка повернулась, спустила ноги из машины на тротуар — юбка при этом сильно поднялась, — и Джордж, несмотря на обиду, оценил ее бедра по достоинству.