— Ты всегда так говорил, но я тебе не верю. Тебе бы только помучить меня.
— Найда, ты ведешь себя, как дитя.
Улыбка чуть смягчила ее черты. Но потом опять исчезла.
—
— В чем дело? — спросил я пересохшими губами.
— Кто-то идет, — блеснула сталь ножа, который она поспешно спрятала за спиной. Шаги прозвучали где-то в коридоре за дверью нашей квартиры; они на мгновение затихли, потом послышались снова. Я смотрел на ее бесстрастную выжидающую фигуру. Неужели Найда действительно улыбнулась?
— Это не к нам, — проговорил я ненужную фразу.
Казалось, она даже не услышала моих слов.
— Эрик, стоит ли это таких жертв?
И опять ни малейшего выражения в голосе.
Я ничего не ответил. Просто промолчал еще несколько секунд. Есть ли какой-то смысл стоять на стопке книг с накинутой на шею петлей? Я сглотнул. Мне было неудобно, да и веревка почему-то давила слишком сильно. Я вытер влажные ладони о брюки. Всего минуту назад я ослабил узел, а он снова затянулся. Самый краешек сознания, которое сейчас весьма условно принадлежало мне, выцарапало разрозненные слова, сложило их во фразы.
Веревка. Наверное, я вспотел, пенька впитала влагу и оттого сжалась, стянулась. Да нет, этого не могло произойти. Во всяком случае, ждать больше не имело никакого смысла — я должен был писать концовку романа.
— Я почти готов, — проговорил я. Слова прозвучали сухо, и как-то деревянно; перед глазами маячил стакан с водой. Если я попрошу пить, то немного оттяну время. Я представил, как в мое пересохшее горло льется вода.
Я смотрел на женщину и ждал. Ждала и она, словно готовясь ждать целую вечность, на ее кроваво-красных губах застыло что-то похожее на улыбку — таинственную, холодную улыбку.