Светлый фон
должен.

— Ты всегда так говорил, но я тебе не верю. Тебе бы только помучить меня.

— Найда, ты ведешь себя, как дитя.

Улыбка чуть смягчила ее черты. Но потом опять исчезла.

— Погоди!

Погоди!

— В чем дело? — спросил я пересохшими губами.

— Кто-то идет, — блеснула сталь ножа, который она поспешно спрятала за спиной. Шаги прозвучали где-то в коридоре за дверью нашей квартиры; они на мгновение затихли, потом послышались снова. Я смотрел на ее бесстрастную выжидающую фигуру. Неужели Найда действительно улыбнулась?

— Это не к нам, — проговорил я ненужную фразу.

Казалось, она даже не услышала моих слов.

— Эрик, стоит ли это таких жертв?

И опять ни малейшего выражения в голосе.

Я ничего не ответил. Просто промолчал еще несколько секунд. Есть ли какой-то смысл стоять на стопке книг с накинутой на шею петлей? Я сглотнул. Мне было неудобно, да и веревка почему-то давила слишком сильно. Я вытер влажные ладони о брюки. Всего минуту назад я ослабил узел, а он снова затянулся. Самый краешек сознания, которое сейчас весьма условно принадлежало мне, выцарапало разрозненные слова, сложило их во фразы. Его рассудок напоминал отчаянно бившуюся в клетке птицу… Нет, не годится. Его рассудок, летавший на крыльях дикой птицы… Уже лучше. Надо будет поработать над этим, завтра отточить фразу. Завтра? Даже в самые последние мгновения своей жизни человек продолжает строить планы на будущее; нет конца человеческим мечтам. Надо будет записать фразу. Неплохо получилось.

Его рассудок напоминал отчаянно бившуюся в клетке птицу… Его рассудок, летавший на крыльях дикой птицы… Даже в самые последние мгновения своей жизни человек продолжает строить планы на будущее; нет конца человеческим мечтам.

Веревка. Наверное, я вспотел, пенька впитала влагу и оттого сжалась, стянулась. Да нет, этого не могло произойти. Во всяком случае, ждать больше не имело никакого смысла — я должен был писать концовку романа.

— Я почти готов, — проговорил я. Слова прозвучали сухо, и как-то деревянно; перед глазами маячил стакан с водой. Если я попрошу пить, то немного оттяну время. Я представил, как в мое пересохшее горло льется вода. Глоток, и веревка тысячами игл вонзается в горло; потрясение от ощущения холодной массы, скользящей вниз по спазматически, тошнотворно сокращающемуся пищеводу… нет, я не хотел пить.

Глоток, и веревка тысячами игл вонзается в горло; потрясение от ощущения холодной массы, скользящей вниз по спазматически, тошнотворно сокращающемуся пищеводу…

Я смотрел на женщину и ждал. Ждала и она, словно готовясь ждать целую вечность, на ее кроваво-красных губах застыло что-то похожее на улыбку — таинственную, холодную улыбку.