— Сюзанна что-то заметила?

— Разумеется. Впоследствии мне стало ясно, что она все поняла уже в первую секунду, когда мы встретились на скалах и мы с Жюльеном узнали друг друга. Ужин ей понадобился для того, чтобы полностью уяснить ситуацию. Недаром она захотела, чтобы Жюльен отправился с ней в Венецию. Безусловно, она окончательно все поняла, когда Жюльен, вместо того, чтобы приехать в Париж в конце недели, как они договаривались, позвонил ей по телефону и сказал, что задержится еще на недельку. У Сюзанны были съемки и она не могла приехать и вмешаться. Наверное, ее сильно нервировало, что мы на острове наслаждаемся друг другом, а она снимается для модных журналов и не может ввязаться в драку.

— Для вас это была очень некрасивая и неприятная ситуация.

— Естественно. Должно быть в ней накопилось много ярости, потому что когда она приехала в конце июля на Гернси, то закатила сцену, которую можно было снимать в кино. Я не буду рассказывать подробности, потому что Сюзанна употребляла слова, которые не принято произносить в приличном обществе. Она превратилась в дикого зверя, когда возникла угроза ее собственности.

— И все это слышала Хелин, — сказала Франка.

Беатрис кивнула.

— Да, эта ссора произошла в нашем доме. Хелин все время была рядом, да, между прочим, и Мэй тоже. Она как раз пришла к нам в гости. В конце концов, обе поняли, что у меня в течение шести недель была любовная связь с каким-то французским журналистом, который, к тому же, был моим любовником во время войны. Бедная Хелин была близка к обмороку. Я обманула ее дважды: во время войны и теперь. Но теперь она знала все, о чем не ведала раньше.

— После этого вы виделись с Жюльеном?

— Ни разу. Ни разу после устроенной Сюзанной сцены, которая, можно сказать, и была нашим прощанием. Мы даже не смогли сказать друг другу «до свидания». Когда я на следующий день пришла в отель, их там уже не было. Думаю, что она предъявила Жюльену ультиматум: или он уезжает с ней, не повидавшись со мной, или она с ним разведется. Жюльен понял, что ее терпение лопнуло. К тому же, он получил то, что хотел. Он уехал.

— А вы…

— А я была беременна. Как вскоре выяснилось. Я вернулась в Кембридж, не продав дом, и скоро Фредерик понял, что у нас будет ребенок. Естественно, он думал, что это его ребенок. Он был просто вне себя от счастья.

— А вы?

— Для меня это был плохой период, — ответила Беатрис. — Я чувствовала себя жалкой и несчастной. Беременность протекала тяжело, меня постоянно тошнило, началась депрессия. Меня тянуло к Жюльену, мучила совесть по отношению к Фредерику, который не знал, куда меня усадить. Конечно, он видел мою раздражительность, мои постоянные слезы, но списывал их на счет беременности. Ему даже в голову не приходило, что могла быть какая-то другая причина.