— Это бы никогда и не открылось, — тихо проговорила Франка.

— Нет, — согласилась Беатрис, — не открылось бы. Алан родился бы и воспитывался, как наш с Фредериком ребенок. Я бы снова привыкла к размеренной кембриджской жизни, и, вероятно, снова обрела бы душевный покой. Мне было бы хорошо. Мы с Фредериком до самой старости прошли бы по жизни рука об руку.

— Но тут появилась Хелин…

— Да, в буквальном смысле. Она приехала. В начале января 1957 года. Она появилась у наших дверей так же неожиданно, как в Лондоне, когда я хотела привести Фредерика в свою квартиру. У нее было два чемодана и она была страшно обижена тем, что мы не пригласили ее ни на Рождество, ни на Новый год. Я была на седьмом месяце, у меня был большой живот, отекшие лодыжки, и ходила я, переваливаясь как утка. К тому времени я уже начала успокаиваться и привыкать к своей обычной жизни. Но у людей бывают иногда странные предчувствия, правда? Стоило мне увидеть стоявшую на пороге Хелин, как я поняла, что у меня будут большие неприятности.

— Она рассказала Фредерику все, что знала.

— Я не знаю, приехала ли она в Кембридж с таким намерением, или решение созрело спонтанно, но однажды, когда я отправилась на прогулку, Хелин выложила мужу всю правду, рассказала о событиях прошлого лета, о Жюльене, обо мне и Сюзанне, о том, что ребенок, который должен был появиться на свет в марте, у меня от Жюльена, а не от него, Фредерика. Еще я помню, что это был очень холодный январский день, я гуляла до наступления сумерек и основательно замерзла. Вернувшись, я с удовольствием приняла теплую ванну, выпила горячего чая и собралась остаток вечера провести сидя перед камином. Хелин уже легла спать, что очень меня удивило, а Фредерик не вышел из своего кабинета, чтобы встретить меня, как он обычно это делал. В конце концов, я сама пошла к нему. В кабинете сильно пахло виски, что тоже было совершенно необычно. До тех пор я ни разу не видела, чтобы Фредерик столько выпил. Глаза его были красны от слез, лицо — мертвенно-бледным. Сначала я подумала, что умер кто-то из близких ему людей. Может быть, кто-то из студентов? Я перебирала возможности, стоя на пороге, и смотрела, как он идет ко мне. Я не понимала, в чем дело, но почувствовала, что между нами, мной и Фредериком, возникло что-то темное, что над нами нависла какая-то опасность. Я не знала, что это за опасность, но мне стало страшно.

— Фредерик, — прошептала я, — что случилось?

Выпил он, должно быть, много, но на ногах стоял твердо. Вероятно, потрясение было так велико, что алкоголь не оказал на него никакого действия. Говорил он запинаясь, но внятно и отчетливо. Он был одновременно пьян и не пьян. Никогда в жизни мне не приходилось видеть человека в таком состоянии.