Несколько раз она обернулась, чтобы полюбоваться сказочным видом ярко освещенного замка Корнет. Ночь была теплой, на улице по-прежнему было многолюдно, было такое впечатление, будто она находится в каком-нибудь южном курортном городе.

В голове у нее кружилось слово «убийцы».

— Вы и Хелин не были убийцами, — сказала она Беатрис, когда они еще были в «Террасе». — Выстрел, убивший Эриха, произвели не вы, а Пьер. То, что сделали вы, называется неоказанием помощи.

Беатрис резким жестом отмахнулась от этого утешения.

— Мне не нужно юридическое определение того, что я сделала, меня интересует моральная сторона дела. И мы обе превосходно понимаем, что это было убийство, не так ли? Мы не можем его приукрасить.

— Но вы же не можете отрицать, что спасение Эриха означало убийство Пьера. Но Пьер был куда более невинной жертвой, чем Эрих.

— Но нашим мотивом было не спасение Пьера. Меня же интересует то, что мы чувствовали в глубине души. Внешне мы — и я это понимаю — выглядели не так уж плохо. Эрих был нацистским бонзой. На его счету были преступления, он душой и телом, верой и правдой служил своему преступному режиму. И мы, на самом деле, спасли Пьера — молодого французского военнопленного, которого Эрих годами мучил и унижал. Думаю, никто не осудил бы нас за то, что мы сделали. Но я-то знаю, что не за верность Гитлеру мы оставили Эриха умирать, и не из-за Пьера. Просто Хелин хотела от него освободиться. Она вышла замуж не за того человека и не знала, как ей выйти из этого положения. Как только Хелин представилась возможность, она тотчас за нее ухватилась и использовала. Так просто, и ничего героического. Обычное убийство опостылевшего супруга, которое — ни в малейшей степени — не имеет отношения к войне, преследованиям или бедствиям того времени.

— Но какой мотив был у вас? — спросила Франка, и Беатрис ответила ей удивленным взглядом.

— Мой мотив?

— Да. Вы рассказали мне о мотиве Хелин, но каков был ваш мотив? Юная Беатрис была сильной и умной девушкой, зрелой личностью, что она не раз доказывала делом. Вы могли незаметно выскользнуть из дома и привести врача, вместо того чтобы лежать в саду и затыкать себе уши, чтобы не слышать предсмертных стонов Эриха.

Сейчас, стоя на набережной, Франка вспомнила ответ Беатрис — простой, ясный и искренний.

— Моим мотивом была месть. Месть за оккупацию моего острова. Месть за изгнание моих родителей. Месть за годы, которые он незаконно провел в моем доме. Я не убила его собственноручно, но не видела никаких причин не дать ему умереть.

«Да, — подумала Франка, — это можно понять. Никто не сможет упрекнуть за это Беатрис. Никто бы этого не сделал. Но она не смогла себе этого простить. Она не смогла покончить с этим в своей душе».