– Злюсь?

– Ну да.

– С какой стати я должна злиться?

– За все это, – он указал на дверь врачебной консультации.

– Нет, не злюсь.

– Точно?

– Мне не в чем тебя обвинить.

– Ты понимаешь, почему я так поступаю?

Я не отвечала. Видимо, он думал, что я в полной прострации.

– А если бы это был я? – продолжал он. – Если бы я так себя вел? Что бы ты сделала? Если бы на меня заявили в полицию – и не один, а сразу два моих клиента. Если бы другие начали звонить тебе и спрашивать, все ли со мной в порядке. Если бы у меня начались нервные срывы дома, если бы я пришел и наорал на всех в школе, где учится Эмиль? Действовал бы совершенно иррационально? Как ты считаешь, каким образом я должен поступить? Поясни, пожалуйста. Мне хотелось бы услышать.

Он держал себя в руках, но в его голосе слышались отчаяние, гнев и бессилие.

Я посмотрела на него.

– Я же сказала – мне не в чем винить тебя.

Хенрик опустил руку, обогнул машину и открыл дверь со стороны водителя. Сел, захлопнул свою дверцу. Я села рядом с ним. Он дождался, пока я закрою дверь и пристегнусь, и только тогда тронулся с места.

Надев солнцезащитные очки, муж молча вел машину. Он остановился у аптеки, попросил меня дать ему мои права. Я дала. Теперь я несмышленое дитя, не понимающее собственного блага. Я избегала поднимать на него глаза.

Вскоре он вернулся. Положил мне на колени пакет. Лекарства, которые я не хочу принимать. Я ненавижу их. Ненавижу отупляющий эффект.

– Мама и папа забрали Эмиля из школы, – сообщил Хенрик. – На выходные он поедет с ними на дачу. Стелла, дорогая, подумай, что ты со всеми нами делаешь. Мы так не можем. Ни Эмиль, ни я.

Мы ехали дальше в потоке машин. Хенрик в своих очках. Я в облаке тоски и страха.