Ледяная ладошка вцепилась в его ладонь. Он поставил сумку и притянул Майю к себе.

– Прости меня, – пробормотал он в ее волосы, расчесанные на пробор. – Я так устал, смертельно устал…

В окнах домика горел свет. Приоткрылась дверь.

– Мама! – крикнул Томас.

Она вышла на крыльцо – все те же доисторические вельветовые штаны, тот же свитер. Штопаные-перештопаные. Одна рука забинтована.

– Привет, мама, это я.

Он шагнул к ней, хотел обнять. Что-то в ней остановило его.

– Томас… – произнесла Роза ломким, дрожащим голосом.

– Да. Я же обещал тебе сюрприз. Ну, или подарок, уж не помню, что именно написал. Ты ведь получила мою открытку на день рождения?

Она смотрела мимо сына, неотрывно – на Майю. Та стояла, уронив руки.

– Вот, мама, это Майя. А это Роза, моя мама.

– Привет, – сказала Роза. – При…

– Можно мы войдем? Замерзли до полусмерти.

Томас протиснулся мимо матери, вошел в дом, с сумкой и гитарой. Внутри пахло застарелым табачным дымом.

– Ты что, опять начала курить? А я-то думал, навсегда бросила.

Мать вошла следом, помотала головой.

– Ты как, мама? – негромко спросил Томас. – Да что с тобой такое?

Роза молчала. Словно разучилась говорить. Губы ее кривились в странной улыбке. Она потянула сына за собой, в спальню, показала на большую кровать, стоявшую на прежнем месте – в центре комнаты. Открыла шкаф, достала простыни. Томас понял, что она предлагает им с Майей занять спальню. Но почему она молчит? В глубине души он понимал, что следовало побольше интересоваться ее жизнью. Но сейчас он слишком устал.

Роза подошла к Майе. Коснулась ее волос. Сказала: