— Вот! Это все их работа! Вот это мой сын… был.

Он убрал руку с фотографии, продолжая сверлить Кэри взглядом. Она чувствовала: он хочет, чтобы она посмотрела на эту фотографию. А она не могла: боялась. Потом поняла, что он все равно не отстанет. Взглянула… В горле встал ком, не давая дышать. Кэри поспешно отвернулась и все-таки не могла сдержать жалобного страдальческого крика. Казалось, он сорвался с губ помимо ее воли. Он опять одержал над ней верх… и знал об этом!

Он продолжал все так же странно ритмично кивать головой, как будто хотел убедить в чем-то самого себя. Не взглянув больше на фотографию, убрал ее обратно в бумажник.

— Так что у всех у нас есть оправдание тому, что мы делаем. У каждого свои причины.

Она все еще не могла выговорить ни слова. С тех самых пор, как Кэм рассказал, что кто-то проник к нему в дом, с тех пор, как она обратила внимание на ключи, какой-то внутренний огонь сжигал ее изнутри.

— Ты воспользовался мной, — наконец выговорила она.

— Нет. Тебя я не использовал. Во всяком случае не в том смысле, который ты имеешь в виду. Да я мог бы добыть эти ключи в любое время и сотнями разных способов.

— А… значит, это были мои ключи?

— Да.

— А теперь что?

Он встал со своего насеста, затушил сигарету в раковине. Возвышаясь над нею, как Пизанская башня, он протянул ей еще одну сигарету, подождал, пока она взглянет и возьмет. Глаза их встретились. Господи, подумала Кэри, как может такой мягкий, нежный человек быть таким чудовищем!

Помимо своей воли она вспомнила о том, как они с ним занимались любовью. Но, казалось, прошла уже целая вечность. Слезы покатились по ее лицу. Господи! Как она ненавидела этого человека! И в то же время слезы ее были слезами любви.

— На свете есть два типа дураков, — сказал Карл. — Одних можно считать дураками за то, что они ничего не делают, других — за то, что они делают. Но я не дурак.

Он пошел к двери.

— Карл… или кто бы ты ни был на самом деле… не делай этого! Не делай, умоляю! Ведь есть же, наверное, и другие пути.

Страсть, прозвучавшая в ее голосе, удивила даже ее саму. Для него это, по-видимому, тоже было неожиданно. Он обернулся, явно пораженный тем, что услышал. Долго смотрел ей в глаза. Она ничего не чувствовала, ничего. На лице его промелькнула улыбка.

— Нет, — проговорил он, и улыбка стала шире, — я не Карл. Я Энтони Корт.

Он вышел, хлопнув дверью.

Не сразу до нее дошло то, что он сказал. Энтони Корт. Она слышала это имя от Кэма. Энтони Корт! Это чудовище! Только теперь она поняла непреклонную решимость Кэма Дэггета. Если бы только она знала тогда… Энтони Корт! Вдруг ее всю как будто скрутило. Все внутренности, казалось, наполнились ядом. Он же входил в нее, этот изверг! Он был внутри нее! А вдруг это правда, что от чудовища может родиться еще одно чудовище?