Но поскольку до Бэнкса, похоже, еще не дошло, в чем он только что признался, какую важную информацию выдал, Босх поспешил продолжить:

– Это Хендерсон сказал тебе, что на вас уже нельзя повесить изнасилование? Поэтому он попер на Косгроува и стал вымогать деньги на собственный ресторан?

Бэнкс молчал. Он был откровенно поражен осведомленностью Босха. А тот оперировал догадками, но строились они теперь на прочном фундаменте понимания, что связывало этих людей и какими могли быть отношения между ними.

– Только шантаж дорого обошелся ему самому, так ведь?

Босх кивнул, словно подтверждая истинность своих слов. По глазам Бэнкса он видел, что тот пытается понять происходящее. Этого он и добивался.

– Похоже, до тебя начало что-то доходить, – сказал Босх. – Все верно. Мы уже взяли Доулера, и он не хочет загреметь за решетку на всю жизнь, а потому согласился сотрудничать.

Бэнкс помотал головой.

– Врешь! Этого не может быть. Я с ним недавно разговаривал. Позвонил, как только ты ушел из бара.

Вот в чем заключалась главная опасность импровизации. Ты не знаешь, в какой момент твоя история напорется на подводный камень в виде неизвестного тебе факта. Но Босх попытался выкрутиться:

– Конечно, ты с ним разговаривал. Но только он в тот момент был уже в наших руках. Тебе он сказал только то, что ему позволили. А потом опять запел, как птичка, выдавая нам с потрохами тебя, Косгроува, Брабанда… То есть Барабана. Ведь так вы, парни, звали его тогда?

По глазам Бэнкса было видно, что он окончательно купился на версию Босха. Кто-то же должен был сообщить ему о Барабане. Придумать такое невозможно.

Босх разыграл еще одну сценку, сделав вид, будто внимательно изучает лежавшие перед ним материалы дела, словно там имелось нечто, о чем он забыл упомянуть.

– Жаль мне тебя, Реджи. Когда дойдет до Большого жюри, суда, обвинений в убийстве, изнасиловании, преступном сговоре и так далее, на кого раскошелятся Косгроув и Брабанд, чтобы нанять лучших адвокатов, как ты думаешь? А кто станет защищать таких, как вы? Они все спишут на вас. Заявят, что это ты с Доулером и Хендерсоном совершил преступления. И кому поверят присяжные? Им или вам?

Бэнкс подался вперед, но наручники крепко удерживали его на месте, и он лишь поник головой, испуганный и покорный судьбе.

– Срок давности истек, – промямлил он. – Меня уже нельзя привлечь за сделанное на том корабле, а больше я ни в чем не виноват.

Босх усмехнулся. Его всегда поражала способность преступников либо отстраняться от содеянного, либо подводить под него рациональную базу.