Немецкая зондеркоманда вместе с двумя батальонами украинских полицаев обеспечивала логистику. Потому что расстрелы были вопросом систематической, почти промышленной работы.
Она видела, как сотни людей вели ко рву на расстрел.
Большинство были голыми, лишенными всего своего имущества. Мужчины, женщины, дети. Не имело значения. Такова демократия истребления.
Еще поворот болта. В струбцине что-то заскрипело, но боль как будто пропала. Осталось только огромное давление, которое ощущалось как жар. Она выучила, что душевную боль можно вытеснить болью физической. Она закрыла глаза, и в памяти встали картины того осеннего дня.
Украинский полицай прошел с заржавленной тачкой, нагруженной кричащими грудными детьми. К нему присоединились еще двое, и по очереди они принялись швырять крошечные тельца в ров.
Она не видела своего отца, зато хорошо видела братьев.
Немцы связали юношей друг с другом, около двух или трех дюжин были обмотаны колючей проволокой, шипы глубоко вонзались в обнаженные тела, и живые волокли за собой своих мертвых или потерявших сознание товарищей.
Оба ее брата попали в эту группу и были живы, когда упали на колени у края обрыва, чтобы получить пулю в затылок.
Ей оставалось жить пять минут. Она наконец раскрутила струбцину и сунула ее в карман. В пальце стучало, боль возвращалась.
Она стояла на коленях, как ее братья на этом же месте, и была сейчас ими обоими одновременно. Тогда она предала свою семью, с этого все и началось.
Все, что она потом делала в своей жизни, брало начало в событиях тех осенних дней.
Она влилась в ряды доносчиков. Сталинская диктатура превращала друзей во врагов, и даже самые пламенные сталинисты не были в безопасности. При немцах положение дел осталось тем же, только доносили теперь на евреев и коммунистов, а она просто делала так же, как другие. Приспосабливалась, пыталась выжить. Еврейская девочка, мамзер или нет, не имела шансов, зато у молодого сильного мужчины возможность выжить была.
Скрывать от других свой физический пол оказалось нелегко, особенно в Дахау. Вероятно, сохранить тайну не получилось бы, если бы не защита начальника охраны. Для него она была уховерткой,
В своем сознании Гила Беркович была и мужчиной, и женщиной или ни тем ни другим, но действовать как мужчина было практичнее – из-за предпочтений общества.
Она даже женилась на одной из молоденьких девочек из сигтунской гимназии, на Генриетте Нордлунд, и брак этот был идеальным. Она содержала Генриетту в обмен на молчание и на то, что Генриетта периодически играла роль жены.