– Считаю до десяти, – сказал Филипп Андерссон. – После этого я начну с ребенка на твоих коленях. Один.

Анника отпрянула. У нее зашумело в ушах и затряслись руки. Что она может сделать? Кому-нибудь позвонить? Где здесь телефон? Она не видела здесь ни одного аппарата, не видно было и телефонного кабеля, который бы шел к дому.

Она посмотрела вниз, но не увидела ничего, кроме темноты.

– Два.

Анника прекрасно понимала, что собирается делать Филипп Андерссон. Он убьет всех, независимо от того, получит деньги или нет. Он убьет малышей, Сюзетту, Амиру, плачущих служанок. Он застрелит их так же, как он застрелил Ахмеда.

Что делать?

– Три.

Он стоял в двух – двух с половиной метрах от двери.

Анника окинула взглядом холл.

Было темно, она различала лишь неясные контуры.

Она торопливо дохромала до библиотеки и заглянула в полумрак комнаты.

Из гостиной донесся голос Филиппа Андерссона:

– Четыре.

Она до предела напрягла зрение и оглядела комнату – кожаные диваны, книги и обеденный стол. Подноса на нем не было.

Она разглядела бронзовую пепельницу на мраморном столе между диванами.

Скользнула туда и схватила пепельницу со стола. Своей тяжестью и массивностью она не обманула ожиданий Анники. Боль отдалась в ступне, когда Анника отступила к двери, прижимая к животу тяжелый металлический предмет.

– Пять. Где деньги?

– Это не твои деньги, Филипп. Мы можем прийти к соглашению, ты и я. Опусти оружие, отпусти детей и слуг, мы с тобой поговорим и найдем решение.

– Шесть. Я буду говорить только на моих условиях. Надо было спрашивать у Астрид, у того, кому принадлежали все эти чертовы коды, документы и свидетельство о регистрации предприятия. Семь.

– Филипп, может быть, довольно смертей, страданий…