Закоренелый рецидивист, лощеный психопат из высшего света или дерганый маньяк – любой был бы лучше Ёдзи Обары, шепелявого, одинокого, дотошного идо абсурда настойчивого. И наконец, вердикт, который назвал его виновным во всем, кроме причинения вреда Люси, – и не потому, что судья действительно счел Обару невиновным, а из-за недостаточности улик. Дальше предстояли апелляции с обеих сторон, и перспектива подать последующие апелляции, и возможность изменить все десять вердиктов, как обвинительных, так и оправдательных. Судебный процесс не принес никакой уверенности, никакого привычного утешительного вознаграждения за терпение и старания. Казалось, все специально подстроено так, чтобы выбить участников из колеи, лишить их почвы под ногами.

Воздействие этого дела походило на вращение центрифуги: оно не объединяло, а разъединяло людей. И речь не только о семье Блэкманов; многие из тех, кто знал Люси, вдруг замечали за собой, что отдаляются от друзей, семьи и друг от друга. Тем, кому было не все равно, любая реакция на смерть Люси казалась ненормальной. Их одинаково мучило и холодное безразличие, и назойливое любопытство. У каждого находилось собственное мнение, основанное на поверхностных сведениях из газетных статей и телевизионных выпусков, и многие обыватели осуждали сомнительную профессию хостес и неосмотрительность Люси, севшей в машину незнакомого мужчины. Точно так же раздражали те, кто преувеличивал свою близость с Люси ради желания прославиться знакомством со знаменитой жертвой и публично присоединиться к сонму плакальщиков.

Даже настоящим друзьям было трудно поднимать болезненную тему. Джейн жаловалась, что круг ее знакомых очень сузился, ведь они столкнулись с необычной и непростой задачей соблюдать деликатность. А что сказать женщине, чью дочь только что порубили на куски и закопали в пещере?

Подруга Люси Кэролайн Лоуренс, после ее исчезновения вернувшаяся в Севеноукс на Рождество, избегала всех своих старых приятелей.

– Мне не хотелось ни видеть, ни слышать прежних знакомых, чтобы не думать о смерти Люси, – призналась она. – Я вообще не выходила из дома. Однажды я увидела, как по улице идет Софи, и спряталась. Пусть это эгоистично, но я просто не могла себя заставить с ней поговорить.

И дело не только в неумении подобрать искренние слова для Софи. Невероятное внешнее сходство девушки с погибшей сестрой стало в последние годы особенно заметным и создавало жуткое впечатление, что перед тобой покойница.

Софи заметила страх окружающих, и гнев на их несправедливое отношение – разве она заслуживает наказания из-за сходства с сестрой? – только усилил ее одиночество. Она и так слишком долго чувствовала себя призраком и не желала видеть ужас в глазах других. Через два года после смерти Люси Софи осознала, что перешагнула страшный порог: по числу прожитых лет она обогнала собственную старшую сестру. Но ей было некому рассказать, какие чувства это вызывает и какая скорбь наполняет душу.