– Вы пишете статьи за деньги?

– Такая у меня работа, если вы это имеете в виду. Я…

– Мой отец провел в тюрьме два с половиной года, – неожиданно перешел он на английский, а затем снова остановился и поставил мешки на землю. – Он участвовал в сопротивлении, боролся с японцами. Но единственное, в чем я виню отца, – ему не хватало времени на семью. Но он всегда говорил о важной роли образования.

Я кивнул в надежде выразить сочувствие и понимание.

– Я не выезжаю за границу, но говорю на японском, корейском, китайском и английском, – продолжал Эйсё.

Я снова с готовностью кивнул.

– Я не богач, – заявил он. – Японская пресса утверждает, что мой брат – магнат в сфере недвижимости в Восточной Японии. Идиотизм… – Он с отвращением махнул рукой и добавил: – Не приходите сюда больше. Никогда. Не приближайтесь ко мне. Иначе я приму меры.

– Господин Кин, я не хотел вас обидеть. У меня всего несколько…

Но мужчина снова решительно двинулся по улице со своими мешками, продолжая бормотать и качать головой.

В марте 2007 года, за месяц до вынесения вердикта в Токийском окружном суде, в восточном пригороде Токио была убита двадцатидвухлетняя британка Линдси Хокер, преподаватель английского языка. В воскресенье она отправилась к двадцативосьмилетнему японцу по имени Тацуя Итихаси на занятия по разговорной речи и не вернулась домой. Когда на следующий день туда заявилась полиция, Итихаси ускользнул из квартиры в одних носках, не успев обуться. На балконе квартиры обнаружилась ванна с землей, в которой преступник закопал тело Линдси. Девушку избили, изнасиловали и задушили.

Ее отец Билл Хокер, инструктор по вождению из Мидленда, вылетел в Японию, чтобы опознать дочь и привезти тело домой. Как и Тим Блэкман, он дал пресс-конференцию в отеле недалеко от аэропорта Нарита. Конечно, обстоятельства отличались: о судьбе Линдси стало известно сразу же, и единственной загадкой было местонахождение убийцы. Но в Билле Хокере я увидел горюющего родителя в той самой роли, которая подходила по ситуации и Тиму Блэкману, но тот отказался ее играть.

Билл Хокер почти ничего не понимал от горя. Скорбь по дочери пересилила ненависть к убийце. На него было больно смотреть; меня терзал стыд, что человеку, задыхающемуся от рыданий перед чужими людьми, бессердечно задают вопросы. Но журналисты все равно их задавали, и вспышки фотоаппаратов освещали перекошенное лицо Билла. Он олицетворял все то, чего не показывал Тим Блэкман, но чего публика ждет от человека в такой ситуации: сломленный, беспомощный, уничтоженный потерей любимой дочери.