«Я еще могу позвонить, – отчаянно думала Настя. – Если я позвоню… они его остановят уже в Капилейре!»
Но руку, что тянулась к телефону, словно парализовало.
А вот сумочка, где лежали ключи от «Пежо», паспорт и кредитные карты, прыгнула в руку сама.
Анастасия выждала, когда рев «Фольксвагена» окончательно растворится в ночи, и побежала в гараж.
«Прощай, Томский, и делай теперь что хочешь. Спасибо, что не стал убивать.
У меня есть шанс в третий раз начать новую жизнь.
Я никогда не стану счастливой, но хотя бы деньги у меня теперь есть».
* * *
Сева давно уже был в раю. Пах рай почему-то детским садиком – сладкой кашей, мочой, пластиковыми ведерками. И еще очень жарко было. Ну да. Райские кущи. Это вам не Арктика. В ушах приятно жужжало. Пчелы. Собирают мед с чайных роз. Изредка накрывала тошнота, но не раздражающая, а приятная. Словно объелся пряников или конфет.
А потом вдруг запахло морем. Воздух свободы. Нет, не так.
Дальше вдруг: металлический скрежет. Приятное покачивание, словно в колыбели, прекратилось. Он по-прежнему ничего не видел. Только чувствовал – сильные руки схватили, швырнули. Грубо, сильно, но на мягкое.
Тишина. Шорох моря. Полная темнота.
Потом рядом – плюх! – свалилось еще что-то.
Взревел мотор, мерзко завоняло выхлопными газами. А дальше – только плеск моря. Накатилась волна – ушла. Накатилась – ушла. И еще, и еще…
Сева осмелился пошевелиться. Руки двигались. Он дернулся, попытался разорвать свой пластиковый кокон – и все получилось. В один прием, легко.
Он сидел – по пояс – в черном пластиковом мешке. Перед ним шумело море. Рядом – валялась его же борсетка. Он брал ее – когда? В прошлой жизни? Да. На концерт фламенко…
Небо пока что было серым, ночным, но на востоке уже проглядывала розовая полоска.
Начинался рассвет. Рассвет не в раю – на планете Земле. Рассвет в обычной жизни, с которой он давно попрощался. Рассвет, черт возьми! И море, и жизнь! Раны на теле аккуратно заклеены пластырем. Кровь не идет. Голова соображает. Он свободен!
Но у Севы даже не было сил разрыдаться.