– Так оно и было.

– Но я так и не смог забыть тебя. И никогда не смогу. В промежутке между тем и этим временем я многого добился. Но даже сейчас я не могу забыть тебя. Для меня всегда будешь ты одна. Вот и все. Вот все, что я хотел сказать.

Джули ощутила комок в горле. Слезы лились, но это были теплые и сладостные слезы. Дрожащими руками она сжала его лицо.

– Это был ты с самого первого дня. И по-прежнему ты. Всегда. И всегда будешь только ты.

Она прижалась к нему губами, теплыми и сладкими, пока мимо текла городская жизнь, и вспомнились ей гортензии, которые посадила мама, большие голубые шары, росшие рядом с крыльцом, где они с Люком как-то сидели летом, когда-то давным-давно.

Некоторые события расцветают снова, подобно гортензиям.

– Пойдем в дом.

Он прижался к ее лбу своим и глубоко, глубоко вздохнул.

– Да, пойдем в дом.

Лайла планировала на террасе свечи, вино, красивые тарелки, бокалы. Даже готовый ужин может быть романтичным и прекрасным в соответствующем антураже. И она считала летний Нью-Йорк лучшим из антуражей.

Но тут пошел дождь.

Пришлось менять планы. Уютный обед в столовой, перед залитыми дождем окнами. Все равно романтично, тем более что загремел гром.

Она позаботилась и о своей внешности – связала волосы в низкий хвост, сделала макияж – обстоятельный, но почти незаметный, результат которого оказался тем не менее превосходным. Узкие черные брюки и поверх кружевной кофточки прозрачный топ цвета меди, оттеняющий золотые искорки в ее глазах.

Хм… если они с Ашем будут продолжать встречаться, ей придется пересмотреть гардероб – кажется, он весьма устарел.

Аш опаздывал.

Она зажгла свечи, включила музыку, налила себе бокал вина.

К восьми часам она уже готова была позвонить ему, но домофон звякнул:

– Мисс Эмерсон, это Дуайн. Швейцар. В вестибюле мистер Арчер.

– О… дайте ему трубку.